В данный момент Палмер чувствовал себя настолько потерянным и сбитым с толку неприкаянностью его жизни в Нью-Йорке, что ему ничего не стоило все признать, целиком и полностью отдав себя ей на милость. Обычно для него у нее в конечном итоге всегда хватало милосердия, но сейчас, когда он, похоже, сам себя загнал в такой угол, когда ему требовалось больше, намного больше искреннего тепла и понимания… Кто знает, кто знает?
Он допил свой бокал и вдруг понял, что уже опьянел. Не без труда вылез из глубокого кресла, подошел к окну, раздвинул шторы и долго смотрел, как небольшой речной танкер, натужно пыхтя, деловито и целеустремленно тащился куда-то вверх по течению. Ну почему же ему, крупнейшему банкиру Вудсу Палмеру, так трудно быть прямым и целеустремленным? Он снова повернулся к Вирджинии.
— Знаешь, Джинни, у меня сегодня выдался на редкость долгий и чудовищно трудный день. К тому же эта чертова разница во времени… Послушай, Джинни, я готов сделать все, что захочешь, — медленно протянул он. И после небольшой паузы продолжил. — Или ничего не делать. Как хочешь, так и будет.
— А ты сам-то чего хочешь?
Палмер медленно покачал головой, изо всех сил стараясь не дать воли нарастающему раздражению. Почему, ну почему ей так нравится всегда точно бить по больному месту?! Она ведь не хуже его самого знает, что какое-то время у него не было, да и не должно было быть сколь-либо определенного направления и цели. Более того, это не имело ни малейшего отношения к его разводу с Эдис, хотя, утратив семью, он одновременно лишился и неких корней, крепко связывающих его с реальной жизнью. Нет, куда важнее во всем этом был тот банальный факт, что он просто-напросто утратил интерес к своей работе. И вот тут-то Элеонора, похоже, оказалась полностью неправа: возможно, он и на самом деле привык к власти, но если бы ему пришлось с ней расстаться, то жалеть о ней он уж точно не стал бы.
— Кому, как не тебе, лучше всех знать все существующие и даже несуществующие способы обезоружить мужчину, — сказал он Вирджинии. — Ты же видишь, я смертельно устал, не сильно, но пьян, крайне расстроен и вот уже сколько лет толком не знаю, чего, собственно, мне надо.
— Ну а ты лучше всех знаешь, как польстить девушке, как и с какого бока к ней подъехать и получить то, что тебе требуется.
— Я совсем не это имел в виду.
Она долго изучающее смотрела на него, не двигаясь и ничего не говоря. Затем скрестила руки на своей пышной груди.
— Вудс, у богатых свои и нередко весьма интригующие проблемы, мы знаем, в этом нет ничего нового. Но вот скажи: что может сделать до такой степени несчастным человека, у которого есть все, абсолютно все, включая любовниц по обе стороны Атлантики и сколько хочешь денег, чтобы сколько хочешь летать туда отсюда и отсюда туда в любое время, когда заблагорассудится? — Она немного помолчала. Затем задумчиво, как бы с сожалением, проговорила: — Или для твоей изнеженной души это слишком грубо?
Палмер присел на низенькую табуретку у окна и попытался собраться с мыслями. Что, собственно, происходит? Даже пьяному ему было ясно, что если бы ей на самом деле хотелось спровадить его домой, она бы давным-давно прекратила с ним разговаривать. Хотя в данном случае слова не имели ровно никакого значения. Важным было то, что она не молчала, а продолжала разговор. Вот что имело решающее значение! Поэтому оставалось решить всего один простой вопрос: а ему самому-то хотелось остаться здесь или нет? Или, говоря в более общем плане, хочется ли ему на самом деле продолжать этот роман или лучше взять и дать ему угаснуть?
Пока они молча сидели, выжидающе глядя друг на друга, Палмеру вдруг вспомнилось, что никогда не обращался за решением своих проблем к Элеоноре. Такое ему никогда даже в голову не приходило. А вот Эдис, а затем Вирджинию он всегда привлекал по меньшей мере к их обсуждению. Во всяком случае, по вопросам, имевшим хоть какое-нибудь отношение к ним самим. Причем не так уж и важно, прямое или косвенное.
Наверное, именно этим европейская женщина и отличается от американки — своей ролью в жизни мужчины. Обучение и воспитание мужчин-американцев во многом, очень многом зависят от их соотечественниц. Те способны на такие кошмарные сцены, если что-либо делается не так, как им хотелось бы, американские мужчины быстро познают одну незатейливую мудрость счастливой жизни — не возражай, делай, как тебе говорит женщина! Единственный раз, когда что-то отдаленно похожее произошло у Палмера с Элеонорой, это когда он поделился с ней — и больше ни с кем, ни с единой живой душой на свете! — своими тайными намерениями уйти из банка. Навсегда! Сейчас Палмер изо всех сил пытался вспомнить, что она тогда ответила. Кажется, что-то вроде «ты же мужчина, тебе и решать»…
Он наконец-то прочистил свое горло. Но что сказать Вирджинии, если у него до сих пор не было твердого понимания, чего ему, собственно, хочется: уйти или все-таки остаться?
— Все мужчины скоты! — неизвестно почему вдруг заявил он. Очевидно, не найдя ничего лучшего. — Тебе это известно?
Она, не совсем поняв его пьяный вопрос, озадаченно нахмурилась.
— Пу… вообще-то постепенно это проявляется все чаще и чаще.
— Да, скоты. Скоты в отношении женщин. Прости, что не выбираю слов. Сегодня вечером у меня в голове полнейшая каша. — На его лице появилась и тут же исчезла бессмысленная улыбка. — Мужчины готовы пойти на что угодно, лишь бы затащить женщину в постель. Это их универсальный видовой признак, который и делает из них скотов! — Он встал, повернулся и бросил взгляд в окно на темную реку. — Они нагло лгут женщинам, они готовы сделать вид, будто верят любым небылицам, лишь бы залезть к ним в постель. Они будут плести гнусные интриги, подобострастно юлить, слезливо раскаиваться, изображать крайнее отчаяние, все что угодно, лишь бы усладить свою мерзкую плоть. Ну а потом, добившись своего, они просто-напросто на все плюют!
Вирджиния откинулась назад и закинула ногу за ногу. Теперь Палмер не отрывал взгляда от ее круглых коленок цвета слоновой кости, гладких, с нежными ямочками прямо под ними…
— Наверное, ради этого женщины тоже готовы на все, что угодно, — сказал он. — Однако обычно им требуется нечто более постоянное, чем просто быстрый оргазм под одеялом. А вот мужчинам вполне достаточно и этого. Что и делает из них самых настоящих скотов.
В наступившей тишине до его слуха донесся далекий, одинокий и какой-то всеми заброшенный, вроде бы никому не нужный гудок парохода. Один, затем два, потом снова один…
— Время от времени, — продолжал Палмер, — такого рода вещи искренне расстраивают мужчин и вызывают отвращение у женщин. Хотя, как правило, большинство мужчин не очень-то переживают по поводу собственного скотства, а вот я, в отличие от них, в последнее время задаю себе столько таких вопросов, что мне становится тошно от страха: а вдруг я получу на них ответ. И что тогда?
Его голос становился все тише и тише. Затем полностью угас. Он вернулся к креслу и сел, но не полностью, а на самый краешек. Словно всем своим видом хотел сказать: «Я вот-вот уйду, но ты вполне успеешь сказать мне несколько прощальных слов».
