– Тогда вам не покажется странным то, что я скажу. Если рассматривать ситуацию на уровне страны, окажется, что американское разведывательное сообщество пребывает в плачевном состоянии. Если речь идет о разговоре или сообщении, которые можно перехватить, тут вы мастаки! У вас самое современное оборудование, позволяющее обнаружить, записать и расшифровать малейший шепот во Владивостоке или Антофагасте.
[80]
Но в грязной работе, требующей контактов с людьми, вы профаны. Посмотрите, например, на Рэнда. Неужели вы думаете, что приличные люди будут работать с этим вечно недовольным лилипутом.
Нед еле удержался от смеха.
– Ну, то, чем занимается Рэнд, не единственное направление нашей работы.
– Это направление, призванное работать с агентурной сетью и добывать нечто более важное, чем звездные шорохи тропосферы. С такими типами, как Рэнд, могут сотрудничать только ему подобные, или безмозглые рабы, которым безразлично, кто их сечет.
Нед смотрел в свой наполовину пустой стакан. С такими друзьями, как Пономаренко, зачем думать о врагах?
– Но, что до вас, старина, – сказал русский, – то единственное, благодаря чему вы еще справляетесь с проблемами, – это помощь друзей из Моссад и советы вашего покорного слуги из ТАСС.
– Из ТАСС, – повторил Нед.
Он почувствовал, как у него екнула селезенка от того спокойствия, с каким Пономаренко намекнул на предательство Шамуна. Господи, да неужели все в городе знают об этом?
– Да, у меня серьезные проблемы, – сказал ему Нед, – хотя я и пытаюсь с ними справляться. Имейте это в виду, уважаемый корреспондент.
– Я только хотел кое-что шепнуть вам. Но если это вам не нужно, я могу воздержаться.
– Не обижайтесь. Вы же меня знаете. Я приму совет от кого угодно.
Глеб огляделся, а потом зашептал в ухо Неду.
– Вы знаете фирму «Ходгкинс и дочь»? – Нед кивнул. – В нее проник один человек – вроде начальника. Он занимается, в частности, тем, что собирает разнообразную информацию от своих сотрудников. В прошлом году он купил эту фирму на деньги, украденные им у венгров. Сейчас он выступает под фамилией Фаунс. Это что-то вам говорит? – Нед снова кивнул. – Он из новой породы. К политике отношения не имеет. Служит только одному хозяину – своей всепожирающей жадности. Не надо объяснять, насколько это делает его опасным?
Нед кивнул в третий раз, но русский молчал.
– Это все? – спросил Нед. – Ничего более конкретного нет?
– Как говорят американцы? Еще разве нужно, чтобы на вас дом рухнул?
Нед кашлянул.
– О'кей. Спасибо за подсказку. Американцы говорят еще так: «Что вы хотите с этого иметь?»
– В сущности, я не прошу ничего особенного. Конечно, я мог бы выложить контракт и потребовать, чтобы вы приложили к нему палец и расписались кровью. Нет, не стоит. Мне нужна только ваша бессмертная душа.
– Вы думаете, я думаю, что вы шутите? – спросил его Нед.
– А вы думаете, я думаю, что вы думаете, что это невозможно? – парировал Глеб. – Это не невозможно. Особенно после того, что стало с вашим характером, с вашей убежденностью, вообще с вашим взглядом на жизнь, когда однажды вечером вы обнаружили голову Викофа в своем холодильнике.
Нед долго молчал, потом одним глотком допил остатки виски.
– Все так, мой друг. Вы начали собирать на меня материал только в Лондоне?
Глеб пожал плечами.
– Я всего лишь старательно готовлюсь к этому. – Он допил содержимое своего стакана почти так же быстро, как Нед. – Пора идти. Здесь вечерами бывает прохладно.
– Да, – согласился Нед. – Послушайте, вы пробовали меня уговорить…
– И буду пробовать вновь.
– Что же, спасибо за информацию о Франце.
– Его фамилия Фаунс, – поправил его русский.
Он ушел, а Нед остался сидеть, уставившись в пустой стакан.
– Бармен, еще двойной!
– Да, сэр. Только это будет новый счет, сэр. Тот джентльмен заплатил за все, что было выпито.
– Да ну? Ну и везет же мне на друзей.
* * *
За окном кабинета Шамуна в сумеречном свете неясно вырисовывались очертания Гросвенор-сквер. Она уже не казалась ему зеленой, но воспоминания о зелени словно запечатлелись на его сетчатке. Постепенно, по мере того, как темнота делала бесцветным все окружающее, воспоминания окрашивались в перламутровый цвет.
Огорченный и обозленный своей ошибкой, Шамун отвернулся от окна и включил радио, чтобы послушать новости. Он бесцельно перекладывал бумаги на столе.
– …в Женеве, так и не придя к решению относительно многостороннего контроля над вооружениями. Только что к нам поступило сообщение о происшедшем несколько минут назад вооруженном нападении на больницу в Стоун-Мэндвиле в Бэкингемшире. Двое мужчин в масках убили медсестру. Включаем Каролин Кар – прямой репортаж с места события.
Видимо, из-за волнения, журналистка в конце каждой фразы повышала голос.
– …фамилию убитой медсестры до сих пор не сообщили. А пока нам удалось поговорить с героем сегодняшнего дня, с тем, кто остановил нападавших, расстреляв их почти в упор. Вот он, мистер Уилл Найтуотер, сотрудник службы безопасности больницы Стоун-Мэндвила. Скажите, пожалуйста, говорил ли кто-нибудь из них, что им нужно?
– Что им было нужно, – повторил низкий мужской голос. – Они искали одного пациента, немца, который поступил с множественными ножевыми ранениями.
– А теперь оба нападавших мертвы, мистер Найтуотер?
– Оба нападавших мертвы. На стоянке они оставили фургон. Они занимались обслуживанием торжественных мероприятий, а может, угнали его.
– Спасибо, мистер Найтуотер. Спасибо за то, что вы героически отражали нападение на больницу! Я – Каролин Кар, независимое радио, из Стоун-Мэндвила!
– А в это время футбольные хулиганы снова…
Шамун выключил радио. Фургон фирмы, занимающейся обслуживанием мероприятий. Раненый немец. Он позвонил в справочную и узнал номер телефона больницы в Стоун-Мэндвиле. Казалось, ждать ответа в больнице пришлось бесконечно. Наконец, кто-то взял трубку. Как только Шамун узнал то, что хотел, трубку повесили. Мо подошел к двери Неда, постучал, прислушался, вернулся к своему столу и позвонил на военно-воздушную базу, расположенную неподалеку от Стоун-Мэндвила. На базе находилось небольшое подразделение фоторазведки ВВС США. С третьей попытки ему удалось дозвониться. Он представился.
– Скажите, вы знаете о нападении в Стоун-Мэндвиле?
– Мы слышали об этом по радио. А в чем дело?
– Вы могли бы кое-что для меня выяснить?
– Если для этого надо ехать в больницу, то это исключено: я дежурю до полуночи.
