Нед допил кофе и вдруг заметил, что его мысли возвращаются к необъяснимой ненависти Пандоры Фулмер. В любом случае, сказал Ройс, он проиграет. В любом случае?
– Они показали тебе президентские видеозаписи, Ройс?
– Президентские – что?
– Миссис Ф. собирается показать видеозаписи на приеме Белого дома, чтобы пропагандировать президентскую точку зрения по ряду противоречивых проблем, в которых он увяз дома.
Ясный прямой взгляд, идеальный для рекламы очков, сосредоточился на лице Неда так, что тот ощутил физическое воздействие – словно Ройс включил прожектора. Но тут же произошло нечто странное. Лицо советника-посланника озарила широкая улыбка, идеальная для рекламы зубной пасты.
– Ты мошенник, – сказал Коннел с восхищением. – Случайно не играешь в теннис? – Он радостно потер руки. – Чудесно. Боюсь, что мне придется поручить этот вопрос Дэну Энспечеру из политической секции, как ты думаешь? А к тому времени, когда он получит ответ из госдепа…
– Она догадается, что я на нее накапал, – заметил Нед, – Она даже предсказала, что я это сделаю.
– Ну не думаешь же ты, что я хоть намеком дам ей понять, что имею к этому отношение. Энспечеру придется сделать запрос по собственной инициативе. Но он молод. А что еще может научить, кроме тяжелого опыта?
* * *
Морис Шамун сидел в своем офисе и сравнивал планы этажей Уинфилд-Хауза со схемами электропроводки. На воскресенье планировалось несколько ступеней защиты: одни – очевидные, другие – скрытые, кое-какие – широко известны, а о некоторых знает только он и Нед Френч. Он с готовностью взялся за эту нудную, не нравившуюся ему работу, потому что мог сделать ее лучше других, так что выполнить ее надо было с точностью до запятой. Более пристальный анализ мотивов Мориса выявил бы причины, которые он предпочитал утаить.
Болезненнее всего реагировала на любое вмешательство та часть его «я», которая чувствовала, что вся его авантюра с Моссад была актом предательства – не по отношению к США, но к тому, кто был ему и другом, и ментором, – к Неду Френчу. Служить двум хозяевам, тайно сотрудничать с одним и носить форму другого не казалось ему слишком обременительным: на то были свои причины.
Не завербуй его Бриктон в Тель-Авиве, он никогда не поступил бы на службу в американскую армию. Она считала, что в интересах Моссад ему лучше внедриться в американскую разведку. Такова была предыстория двойной игры, которую он вел; это казалось ему естественным и не вызывало чувства вины.
В дверь постучали. Он вскочил, перевернул схемы лицом вниз и подошел к двери.
– Да?
– Морис, это я.
Он вздрогнул. Нэнси Ли никогда прежде не приходила к нему в офис. Морис отпер замок и открыл дверь. Он взглянул мимо нее на ряды столов, за которыми работали офицеры из его секции. Двое из них подняли глаза – только ли потому, что у Нэнси Ли были длинные ноги?
К счастью, она держала в руках листок бумаги, который передала Морису. На нем не было ничего – просто повод зайти к нему.
– Я не могу позвонить миссис Хендерсон, – прошептала она. Это был один из множества псевдонимов Бриктон; каждый начинался с «миссис». – А мне надо кое-что рассказать ей. Она сказала, что ты…
– Она ошиблась, – отрезал он.
– Пожалуйста, Морис. Это срочно.
Он окинул ее быстрым, внимательным взглядом. Брик была права: безмозглая дочка нефтяного магната повзрослела за одну ночь. Как разведчик с опытом, Морис не слишком доверял таким переменам. Позиция же Брик была такова: неважно, глубоки ли эти перемены и надолго ли они, надо их использовать. Она, возможно, и о нем так думала.
– Я не могу обещать.
– Возникла какая-то паника. Три самых ценных человека исчезли перед какой-то крупной операцией. Это все, что я знаю. – Она робко улыбнулась ему и ушла, не забыв одарить улыбками и тех двух парней, что поедали ее глазами.
Шамун сделал вид, что читает что-то на чистом листе бумаги. Потом он закрыл и запер на замок дверь и снова уселся за стол. Он не мог поговорить с Брик по телефону, а для встречи с ней сегодня у него не было времени. Но то, что сказала ему Нэнси, казалось важным, особенно потому, что он уже знал о связи ее любовника-араба с Бертом Хайнеманом. Это выделяло его из категории рядовых членов арабских экстремистских организаций и делало одним из основных подозреваемых.
Перед какой-то крупной операцией?
Шамун откинулся в кресле и уставился в окно на площадь внизу, думая: «Стану ли я тройным агентом, передав Неду фамилии и явки организаторов попытки нападения на Уинфилд-Хауз в это воскресенье?»
Он слышал о таком раньше. Во время Второй мировой войны многие шпионы трижды меняли хозяев на пути к славе или смерти. Это, наверное, не сладкий опыт, с ним трудно жить. Шамун слегка улыбнулся. Времена изменились, что ли? Теперь это было самым простым делом на свете.
Глава 16
Лейла Хаккад в свои тридцать с небольшим начала ощущать нарушения в обмене веществ: они предвещали тучность. Ее организм стал иначе воспринимать пищу, и у нее появились складки жира в самых неожиданных местах: фигура стала оплывать, пополнели шея, запястья, колени и…
Аллах не так уж и хорош, думала Лейла. Он дал жизнь, но забрал молодость. Лучше всего уйти из жизни рано. Что говорили древние греки? «Те, кого любят боги, умирают молодыми».
Она накормила завтраком брата, подготовила его к очередному рандеву, сулящему деньги, а сейчас, в девять утра, начала есть. Правда, теперь это уже не было радостью: каждый слоеный круассан или пирожное, каждая порция масла или варенья, двойные сливки в кофе и, уж конечно, желтоватые кристаллы сахара стали ее врагами.
Покончив с утренними газетами, она обратилась к своей подлинной страсти – европейским журналам скандальной хроники. Читая по-французски, по-итальянски и по-немецки, Лейла могла извлекать удовольствие из разнообразных версий всевозможной чепухи с цветными фотографиями, из бесконечных адюльтеров, незаконных детей, слухов о гомосексуалистах и других светских сплетен.
Умная, как и ее брат, Лейла прекрасно знала, что в большей части этих журналов печаталась полуправда, а то и откровенная ложь о людях, не смущавшихся этой болтовней, если только не были перевраны их фамилии. Поглощать эти сплетни заставляла ее замкнутая жизнь арабской женщины из обеспеченной семьи.
Покончив со «Штерном» и «Пари-матч», она погрузилась в длинную историю в «Огги» – об итальянском поп-певце, чья третья жена подала на развод из-за его связи с умственно отсталой четырнадцатилетней дочерью от первого брака. Дочь и отца сфотографировали в римском ночном клубе. За столом с ними сидели, как гласила подпись к фотографии, известный кинопродюсер Альдо Сгрои и его постоянная спутница Аида Баттипалья.
Лейла слегка торжествующе улыбнулась. Она не стремилась к высшему свету, но получала удовольствие, общаясь с настоящими знаменитостями, а эти двое были во вторник вечером на приеме у ее брата прямо здесь, в доме номер 12. И разве не Лейла развозила гостей по домам, и мисс Баттипалью в том числе? Она высадила дам, одну за другой, в Вест-Энде.
