– Твоя дама может подождать пять минут, Макс?
– Это муж моей сестры – Джек. Он проездом в Лондоне.
Нед быстро вышел с ним из здания и пошел через лужайку по Гросвенор-сквер.
– Нет, только не это, – застонал Гривс. – Только не Амброз.
– Добрый вечер, мистер Бернсайд, – сказал Нед. – Хочу представить вам мистера Гривса. Я полагал, что на днях мы договаривались о встрече?
Светлые глаза Бернсайда забегали. Он выглядел еще более нервным, чем тогда, когда Нед видел его в последний раз.
– Это ты тот парень, что насчет расчески говорил? – спросил он.
Прокрутив мгновенно вопрос Амброза, Нед отреагировал точно.
– Я – да. А вот вы так и не выполнили своего обещания. Не расчесывались, кажется, несколько недель, да и не брились тоже. Так не должен выглядеть солдат.
Прошло время, пока в голове старика все состыковалось; после этого он ответил неожиданно для Неда.
– Убирайтесь, вы двое. Вы мне только несчастье принесли – из-за вас привод в полицию получил. Мне теперь не разрешено покупать расчески. И в «Бутс» меня больше тоже не пускают.
Сдавшись под этим натиском, Нед отступил и оглядел новый плакат.
– Очень впечатляет, мистер Бернсайд. Мне очень нравится, как у вас теперь написано.
Фэбээровец переводил взгляд с Неда на Бернсайда и обратно, пытаясь хоть что-нибудь понять.
– Не могу поверить тому, что слышу, – наконец сказал он.
– Ничего непонятного. У меня в Висконсине отец такого же возраста, как и мистер Бернсайд. Если бы у мистера Бернсайда и его жены Вики были дети, то, думаю, они были бы моими ровесниками.
– Ну уж нет, спасибо, – проворчал старик.
– У меня самого четверо, – сказал ему Нед. – Четыре девочки.
– Это дело. – Злость исчезла с грязного изможденного лица. – Говорят, что гены отца определяют пол ребенка. Это правда?
– Нед, – взмолился Макс Гривс, – когда я доберусь до Джека, он налижется, а я обещал сестре, что в Лондоне он будет трезв, как стеклышко.
– Это не займет много времени, Макс. Мистер Бернсайд, можно ли сделать так, чтобы вы пришли сюда побеседовать завтра утром в полном порядке? Потому что послезавтра начнется уик-энд, и мы будем очень заняты.
Глаза Бернсайда блеснули.
– А в чем дело?
– В воскресенье – Четвертое июля.
Старик кивнул, согласившись, что это веский повод.
– Если мне удастся перехитрить копов, – сказал он. – А то они не позволяют мне купить расческу, шампунь и побриться. А я же не могу прийти на беседу, как бродяга.
Макс грубо захохотал.
– Вы прямо мои мысли читаете.
– Ничего, Макс. Давай договоримся, что я доставлю мистера Бернсайда в твой офис, скажем, к девяти тридцати. Ты знаешь, дед мистера Бернсайда был не только юнионистским генералом, но губернатором и сенатором.
– Не может быть! Я потрясен. Послушай, муж моей сестры, Джек…
– Из великого штата Род-Айленд, – добавил Нед.
– Некоторые считают, что старый Род – мура, потому что размером мал, – сказал Бернсайд, – но масштаб не определяет значения, правда, мистер Гривс?
– Пусть он лучше, – предложил Нед, – задаст этот вопрос Ларри Рэнду.
* * *
Мучения Бада Адольфа Фулмера-третьего продолжались. Хотя для освещения использовались малогабаритные галогеновые лампы, которые излучали мало тепла, на лбу Бада выступили капли пота. Во время перерыва его малышка жена, подпорхнув к нему, нежно вытерла его массивное лицо. Джилиан к этому времени протащила его кровоточащую тушу через дюжину заграждений из колючей проволоки, каковыми были вопросы о ракетных базах, торговле с Россией, американских бомбардировщиках в Англии, политической свободе, равной плате за одинаковую работу, о политическом влиянии организованной преступности и масса других, напоминающих битое стекло, по которому ему пришлось топать босиком.
Пока Пандора приводила в порядок своего «малыша», как тренер боксера перед выходом на ринг, Джилиан переговорила со своим режиссером.
– Как он смотрится, Гарри? Выражение на лице есть?
– Одна непереносимая боль.
– Запечатлел реакцию крошки?
– Отлично! У нее все на лице написано.
– Тогда по местам, солдаты. – Она повернулась к Фулмеру. – Мы готовы продолжить, ваше превосходительство. Теперь мы покончим с политикой и перейдем к личным вопросам.
– Мне придется отвечать на те, что были в переданном вами списке?
Джилиан поискала на его лице следы сарказма – ведь она до сих пор не задала ни одного вопроса из тех, что были ему переданы.
– Извините, сэр. Мы разве собирались ограничиться только теми вопросами, что в списке?
Бад Фулмер, ничего не ответив, пожал плечами. Сейчас Пандора могла бы выразить неудовольствие. Но она сидела молча, словно притворяясь, что ничего не слышала. Джилиан поняла, что Пандора, которая всю жизнь была посредственностью, хотя и богатой, не собиралась упустить свой шанс в грязной политической игре.
– «Заклание», дубль двадцать шесть.
– Ваше превосходительство, личная жизнь крупных политических деятелей очень интересует всех. Могли бы вы сказать, кто оказал на вас самое большое влияние?
Бад приготовился отвечать на этот вопрос так же, как и на предыдущие, – правда, потом это можно вырезать с пленки, – дважды кивнув, выпятив подбородок и взглянув на Пандору в поисках поддержки.
– Главным образом мой отец, – сказал он.
Шестое чувство подсказало Джилиан, что эти слова отличались от стереотипной телевизионной реакции, сформированной большими дозами разных программ и старых фильмов.
– Ваш отец? Но это естественно, для каждого мальчика влияние отца огромно, не так ли?
Едва уловимое смущение появилось на плоском лице Фулмера, словно сказанное вынуждало его продолжать в том же духе.
– Он… – Бад остановился и облизал губы. – Вообще говоря, он был гигант.
– Вы свои габариты унаследовали от него?
– Я имел в виду его мозг, его положение в промышленности… – Мысли посла скользнули на боковую дорогу. – Свой рост я унаследовал от матери. Вся ее семья была выше шести футов, даже ее сестры, мои тетушки, которые… – Боковая дорога уперлась в кусты. – Но мой отец тоже гигант, только по-своему. Он – лидер. Пионер в создании сети магазинов. Вообще говоря, он никогда не оглядывался назад. Он пер вперед.
– А если бы вам пришлось кратко изложить его философию бизнеса, как бы вы это сделали?
– Покупай много, а продавай дорого.
– Извините, не совсем понятно.
