– Эту книгу она купила много лет назад. Задолго до того, как мы с тобой встретились.
Чарли не стал говорить, что книга могла быть куплена совсем недавно, именно ради фотографий Гарнет, из ревнивого любопытства. Он взял большую фотографию, оправленную в серебряную рамку, с одной и полок, и протянул ее Гарнет.
Этот снимок был сделан недавно, по случаю совершеннолетия близнецов. Фотограф расставил Стефи и мальчиков так, что она казалась одного роста и возраста со своими сыновьями. Ни украшений, ни грима – и от этого ее красота выигрывала еще больше.
Гарнет, с расширенными от удивления глазами, взяла фотографию.
– Не подозревала, что она такая красавица! Знаешь, вдова фотографа может увидеть многое на случайном снимке... Ты уверен, что между вами больше ничего нет?
Чарли улыбнулся, опускаясь в кресло.
– С тех пор как мы с тобой встретились, – нет.
– Храни меня Господь от сицилийских льстецов.
– То же самое говорит Стеф.
– И мальчики выросли здесь, в таком уединенном месте? Им не было одиноко?
– У Стеф есть еще квартира в Манхэттене. Пока мальчишки учились в школе, она жила в городе. А сюда Стеф вернулась, когда близнецы поступили в колледж. Она...
Чарли умолк, наблюдая за Гарнет, пристально изучавшей фотографию. У нее был сосредоточенный вид, будто она надеялась извлечь ответ на интересующий ее вопрос из-под слоя серебристой эмульсии на фотобумаге. Ее внимание было сосредоточено на близнецах, стоявших рядом с матерью. Через минуту Гарнет подняла глаза.
– Чарли...
– Нет, их отец не я.
Она удивленно рассмеялась.
– Как ты дога...
– Меня давно это беспокоило. Последний раз, когда мы виделись со Стефи, я вытянул у нее, что отец мальчишек погиб во Вьетнаме. Это был ирландский парнишка, выросший по соседству. – Он помолчал. – Стефи любит одиночество. Ей нравится здесь жить. Спокойное, относительно чистое, безлюдное место. Это ее протест против насквозь прогнившего мира.
– Опасное заблуждение.
– Почему?
– Чарли... – Гарнет выбралась из своего кресла и села к нему на колени, по-прежнему держа в руках фотографию.
– Временами мне кажется, что тут нечем гордиться – я насчет принадлежности к человеческой расе. Нельзя поддаваться, конечно, но временами от людей нестерпимо смердит. Твой дядя... Знаешь, из всех пород только человеческая склонна к самоуничтожению.
Чарли обнял ее, чувствуя разницу в температуре тел. Гарнет продрогла во время полета, а он, наоборот, разгорячился, поднимая ее на руках с берега.
– Что навеяло тебя на эти мысли?
– Стефи думает, что выражает протест... Вспомни наш полет. Садится солнце, все вокруг окутывают черные бархатные тени... Такая красота, что кажется – вот он, рай на земле! А потом – натыкаешься взглядом на Плам-Айленд... И все, чертик выглянул из-под ковра!
Чарли повернул к себе ее лицо.
– Что за чертик прячется на Пламе?
– Погоди. Сначала давай подумаем, что такое для Америки эти три штата вокруг Нью-Йорка?
– Ну, во-первых, здесь живет миллионов двадцать человек... Или двадцать пять?
– Прежде всего, это средоточие всех культурных ценностей Америки – музыки, изобразительного искусства, театра... Ты можешь представить себе страну без этого уголка трех штатов?
– Жители Востока или Лос-Анджелеса не согласились бы с тобой. А также округа Колумбия, Чикаго, Сан-Франциско...
– Конечно. Но, Чарли, какими бы еще богатствами ни располагала Америка, в этот мегаполис вложено больше всего надежд, труда, амбиций...
Чарли нахмурил брови.
– Предположим, я согласился. Что тогда?
– Тогда я могу рассказать тебе историю Плам-Айленда. – Гарнет прижала его руки к своему телу. – Давно, еще до первой мировой войны, еще до вступления в нее США, наши жлобы занялись производством химического оружия.
– Правда?..
– А горчичный газ – правда? А фосген? Это продолжалось в течение двадцати лет, уже после перемирия. К тому времени, когда над человечеством нависла вторая мировая война, безумные эксперименты набрали обороты. Теперь речь шла уже не о химическом оружии – бактериологическом!
– Об этом я слышал.
– Ну конечно, твоя «Джет-тек интернэшнл» влезла довольно глубоко в военные заказы, так что ты должен знать, что за сорок пять лет «холодной войны» наши ученые окончательно свихнулись. Нет на земле ничего живого, что бы не использовалось в их жутких экспериментах. Государство наделило их теми же полномочиями, что и Гитлер – врачей-убийц в концентрационных лагерях. Постоянной правительственной лицензией на убийство... – Она замолчала и встала. – Мы не знаем точно, сколько невинных жертв этих экспериментов погребено на Плам-Айленде. Известно только, что там сейчас – свалка смертельно опасных отходов, груды канистр с дьявольски жизнеспособными, мощными микроорганизмами. И все это – в разрушающихся, ржавеющих емкостях.
В комнате сгустилась темнота. Чарли едва мог различать ее лицо. Гарнет придвинулась к мозаичному окну, и казалось, что ее фигуру оплела паутина.
– Двадцать лет назад, – продолжала она тихо, сдавленным голосом, – мы попытались заставить правительство признать, какую опасность представляет Плам-Айленд для Америки, для всего мира. Такое признание позволило бы нам потребовать уничтожения зловещих следов бесчеловечных экспериментов... Ты поверишь. Чарли, нам не позволили даже поездку туда! Никому это не нужно, никто не хочет ничего знать...
– О, этому я охотно верю, – сказал Чарли. – Если правда выйдет наружу, это страшный удар по целой курортной индустрии! Как потом уговоришь кого-нибудь снять или купить дом на Лонг-Айленде?
– Всегда есть убедительные причины, чтобы чертик мог спокойно сидеть под ковром, – задумчиво пробормотала она. – Все это происходило двадцать лет назад. Можешь себе представить, что творится на острове сейчас.
Теперь ее лицо было каким-то потерянным, опустошенным.
– Мы получаем ежедневно свою дозу катастроф – несчастные случаи на АЭС, отравления морей, озоновые дыры, всемирное потепление, кислотные дожди, эпидемии, истребление лесов... Сколько способен вынести человек?.. Я уехала назад, на Запад. Плам-Айленд остался застарелой болевой точкой, шрамом на душе, тревожной нотой на задворках моих мыслей.
Гарнет отвернулась от окна. Теперь она стояла лицом к Чарли. Он включил маленькую настольную лампу около всего кресла.
– Думая о таких вещах, на первое место подсознательно выносишь высокое развитие разнообразных технологий. Это неправильно! Прежде всего человечество обязано обуздать очень старомодный и плохо поддающийся контролю институт – а ведь это истинная чума для всего живого! Я имею в виду правительства, насадившие Плам-Айленды по всей стране.
