Несмотря на трудности следующих лет, несмотря на то что они не сделали друг друга счастливыми, несмотря на ужасные ссоры и горькие похмельные утра, измены, слезы и развод, у них навсегда остался тот прекрасный первый вечер в «Доне Бичкомбере», три великолепных дня, когда они занимались любовью в «Бунгало счастливых моллюсков», и яркий день их свадьбы, когда они обедали с мексиканским мировым судьей и его женой, а потом босиком шли по пляжу, взявшись за руки, и нежно целовались на песке.
1
Перед самым рассветом пересекли границу Алабамы. Пришлось сделать остановку: Иисусу приспичило отлить. Они ехали по заросшей тростником северо-восточной окраине штата, где-то в районе Опелики, от границы с Джорджией было не больше пятнадцати минут. Здоровяк сообщил о своей нужде, постучав кулаком по водительскому сиденью и издав громкий гортанный хрип, который тут же выдернул Дойла из тревожной дремоты, окутывавшей его, подобно туману, еще с Южной Каролины. Рубашка сзади была влажной от пота, кожаный подголовник противно скользил. Фини свернул с магистрали на грязную, разбитую дорогу и подъехал к ветхой маленькой стоянке, освещенной флуоресцентными лампами. Дюжина фур, зловеще урча, стояла на насыпной площадке слева от заправки. С другой стороны виднелось заросшее кустарником поле, исчезавшее в чахлом сосновом лесу. Фини свернул к заправке, Иисус, не дожидаясь остановки, выпрыгнул из машины и скрылся в темных зарослях.
– Придурок, не может даже пописать как цивилизованный человек, – пробормотал Фини, потом вылез из машины и начал заливать бак.
Дойл прошел в закусочную и за семьдесят пять центов получил порцию кофе в пластиковом стаканчике. Кофе выглядел так, словно был в кофейнике недели две. Дойл вышел и, морщась, принялся пить это пойло, глядя на мерцающие флуоресцентные лампы над заправкой. Тревожный ветер качал кустарник. Дойл лениво повернулся и стал разглядывать машину: новый черный «Мерседес-320», седан, без сомнения похожий на любой другой новый черный «Мерседес-320», седан… и вдруг понял, что видел его раньше. Он поковылял к заправке, где Фини заканчивал с бензобаком. Ирландец аккуратно вытащил наконечник, прикрывая его тряпкой, чтобы ни капли не упало на блестящую черную поверхность «мерса».
– Ты кому-нибудь одалживал эту машину? – спросил Дойл.
Фини удивленно посмотрел на него.
– По-моему, ты чего-то не понял, парень, – сказал он. – Старый Фрукт занимается отоплением и кондиционированием, а не арендой машин.
– Мне кажется, что я видел этот «мерседес». Человек по имени Слау сидел за рулем. Когда-нибудь сталкивался с ним?
Фини скривил губы.
– Не выношу этого жирного ублюдка.
– То есть ты его знаешь.
– Он работает на Старого Фрукта, – пожал плечами Фини. – Его юрист. Это ни для кого не секрет.
«Свой человек в Вассатиге», – мрачно подумал Дойл. Этот жирный паук везде наплел паутины.
Последовало молчание, нарушаемое лишь звуками, с которыми Иисус испражнялся в кустах, и тихим жужжанием незнакомых насекомых.
– Думаю, он там срет, – наконец сказал Фини. – Никогда не задавался вопросом, что не так с этим ублюдком?
– Нет, – ответил Дойл.
Фини постучал средним пальцем по виску.
– Он сумасшедший, – сказал Фини. – С психическими отклонениями. Его мать была жуткой пьяницей. Он, видишь ли, говорит всего несколько слов, и с головой у него не в порядке. Но он гений в так называемом искусстве убеждения. Я видел, что он сделал с помощью плоскогубцев, – никогда больше не захочется на это смотреть… – Его передернуло.
Через несколько минут из кустов вылез Иисус, его лицо выглядело усталым.
– Эй, Иисус, – сказал Фини, – Стрелок сказал, что хочет послушать, как ты поешь «Старого скрипача».
– Я этого не говорил, – начал Дойл, но Иисус набрал в легкие воздух, открыл рот, показывая сморщенный язык и желтые зубы, издал громкий вопль и замолчал, несомненно довольный своим представлением.
– Это один из его маленьких номеров, – фыркнул Фини. – Как чертов цирковой тюлень.
Потом они сели обратно в машину – зеленоватое освещение закусочной отражалось в ветровом стекле – и через несколько минут выехали обратно на автостраду, где Дойл увидел указатель до Мобила, Билокси и Нового Орлеана. До ближайшего из этих пунктов оставалась не одна сотня миль.
– Куда мы едем? – спросил он. – Думаю, теперь вы мне можете сказать.
Фини помотал головой.
– Может, в Мексику, может, в ближайший город.
– Сволочь ты.
– Нет, это психология, – сказал Фини. – Старый Фрукт не хочет, чтобы ты знал, что тебе нужно будет делать, пока тебе не нужно будет это сделать.
– Я уже знаю, – сказал Дойл. – Доставить того Дойла.
– Да, но есть детали, которые застрянут у тебя в горле. Наступило яркое, резкое утро. Они проезжали мимо красно-коричневых полей, усыпанных белыми шариками хлопка, мимо молодых виргинских дубов со свисающими пучками бородатого мха, мимо домиков, увитых вьюнком. Миновав Шортер и Маунт-Мейгс, они очутились в окрестностях Монтгомери. Мимо проплывали выжженные солнцем лужайки, вдалеке пылал золотой купол Капитолия.
[151]
Теперь бы Дойл поспал, но не получалось – мешали кофе из закусочной, бурливший в венах, неистовый южный свет ярко-голубого, безбрежного неба, ястребы, скользившие в воздушных потоках над деревьями.
Фини пощелкал кнопками CD-плеера и выбрал очередную запись заунывной кельтской музыки, которую он время от времени слушал от самого Делавэра. Иисус ткнул в спинку сиденья и издал короткий стон.
– Этого урода достала моя музыка, – сказал Фини плееру.
– Та же фигня, – сказал Дойл.
Фини прибавил громкость, музыка стала оглушающей.
– На хер вас обоих! – закричал он. – Я за рулем, так что я командую! – Он нажал на педаль газа, и «мерседес» рванулся вперед, куда-то на юг, в неизвестность.
2
Мотель «Пески залива» – «тропический рай» с рядами одноэтажных бетонных развалюх 50-х годов, выкрашенных в цвет моря, – располагался на поросшей травой возвышенности, на песке и устричных раковинах, возле заброшенной железнодорожной ветки, заканчивающейся ярдах в пятидесяти от Мексиканского залива. Это было одно из тех мест, где проституток потеснили мужчины с кукольными лицами и оригинальной сексуальной ориентацией, где совершались странные сделки с наркотиками и таинственные кубинцы появлялись и исчезали в ночи. Грязная узкая двухполосная дорога соединяла мотель с шоссе 90 и автострадой на Оушен-Спрингс и Билокси. Дойл вообще не считал это местом – так, залом ожидания.
Когда они свернули на парковку, было чуть больше двух часов дня. Номер был заказан заранее: семнадцатая клетушка, с краю. Пока Фини регистрировался в конторе – пустой бетонной комнатке, защищенной от всего мира стальной дверью и пуленепробиваемым стеклом в фут толщиной, – Дойл вылез из машины и стоял на горячей площадке, вглядываясь в спокойный простор залива, вдыхая соленый запах воды и гадая, что будет дальше. Резкий ветер швырял песок в пожелтевшие сосновые ставни.
