— У тебя это здорово получилось. Теперь я могу хоть немного отдохнуть.
— Тогда я схожу за Кэмми. В одном Оливия права. Заставить девочку действовать — это лучшее, что мы можем для нее сделать.
Когда поднялся ветер, мужчины целый день его пережидали. Они планировали остановиться и потратить на дозаправку несколько часов, но не думали, что это растянется на сутки. Иногда им оставляли топливо здесь, иногда в другом месте. Молодой человек никогда не знал, где это будет в очередной раз, но безропотно делал все, что ему говорили. Обычно они не видели людей, живших в доме неподалеку от пристани. В этом не было необходимости. Когда они причаливали, он иногда замечал ребенка, который скрывался в лачуге, словно звереныш в логове. Сегодня, однако, выходить в море не было смысла. Несмотря на мощность мотора, им далеко не уйти. Ветер вскоре утих, и его спутники воспользовались паузой, чтобы еще раз напиться. После этого молодой человек не сомневался, что они будут лежать без чувств по меньшей мере часов двенадцать. Ему казалось, что проспиртованная печень Эрнесто и Карло уже давно стала сморщенной и напоминала уродливую рыбу.
В доме жил знакомый сестры Карло. Мужчина был рыбаком и подолгу отсутствовал. Лицо женщины было невыразительным и каким-то потухшим. Она приготовила для них говядину, нарезанную полосками, и подала ее с черствым кукурузным хлебом и перцем. Карло заставил хозяйку и ее детей, похожих на зверенышей — маленького мальчика и девочку, которая была еще меньше, — спать на циновке на полу. Ночью молодой человек слышал, как Карло кряхтел, занимаясь сексом с женщиной. Она не издавала вообще никаких звуков.
Молодой человек спал в плетеной кровати, которая, видимо, принадлежала маленькой девочке. Ночью малышка вышла из хижины по нужде, а затем, вернувшись, забралась в свою кровать и прижалась к нему. «Frio»
[37]
,— прошептала она. В ее темных волосах блестели вши. Но он все равно обнял ее и неожиданно заплакал. «Еще два дня, — думал он. — Это не стоит никаких денег».
— Надежды нет, — вздохнула Трейси, уронив руки. Она с тоской смотрела на гладкие матовые пластины генератора. — Мне даже глядеть на него страшно.
— Мам, я же технарь, я разберусь с ним. Меня больше волнуют Ленни и Мишель, — сказала Кэмми. — Ее глаза покраснели от слез, и, хотя она взяла себя в руки, чтобы попытаться помочь, Трейси с болью в сердце отметила, что взгляд у нее был отстраненный.
— Солнышко, твое беспокойство ничего не изменит,— произнесла Трейси, пробуя взять на вооружение тактику Оливии.
— Ты сама только и знаешь, что беспокоишься. Ты в этом деле настоящий гроссмейстер.
— Но я уверена, что это не выход. И раз уж мы об этом заговорили, не стоит носить в себе то, что произошло между Оливией и Мишелем. Это тебя отравляет.
— Мама, мы застряли посреди океана, а ты читаешь мне нотации о моем психическом состоянии. Я не собираюсь ее убивать. Она просто убогая. И мне было неприятно, когда ты приказала мне оставить ее в покое.
— То, что ты говорила, звучало так вульгарно...
— Мама, между мной и Мишелем возникло взаимное чувство. Нас объединяло сильное...
— Влечение? — перебила ее Трейси.
— Мы были интересны друг другу. Он загадочный. Он проницательный. А впрочем, какая разница. Я не могу сейчас об этом думать.
— Давай будем исходить из того, что они живы, — предложила Трейси, ласково пожимая руку дочери. — Это было бы счастливым окончанием скверного оборота дел. Давай надеяться на то, что Мишель находится в доме какого-нибудь миллиардера на частном острове и в настоящий момент посылает за нами береговую охрану.
Следующие несколько часов, пока еще действовало болеутоляющее, Холли провела у плиты. Она хорошо готовила простую еду, а оставшиеся у них продукты, если их срочно не пустить в дело, могли испортиться. Несмотря на всевозрастающую тревогу относительно того, что этот вояж не окончится pronto
[38]
и она потеряет ногу, Холли чувствовала себя лучше, занимаясь чем-то полезным.
Электросистема — возможно, временно — вышла из строя. Поэтому она поджарила и запекла рыбу. Затем она нашла в запасах Пенни тесто и испекла дрожжевые булочки. После долгого изучения чего-то, напоминающего свиные отбивные, Холли решила, что, по всей вероятности, они уже испортились, и бросила мясо в воду. В тот же момент она увидела, как из глубины поднялись акулы и принялись рвать кровавые куски. Она вспомнила слова Трейси, которая говорила ей, что Кэмми намерена попытаться отремонтировать двигатель. Что ж, Кэмми придется опуститься под воду, но не сейчас, когда вечер плавно переходит в ночь и акулы, подобно стремительным болидам, скользят взад-вперед, пользуясь жизненным ритмом других существ и своим местом в пищевой цепи. Несмотря на изматывающую жару, Холли внезапно содрогнулась, чувствуя, как по коже побежали мурашки, и поспешила перекреститься.
Тем временем проснулась Оливия. Она встала, чтобы попить воды, и опять легла, жалуясь на мигрень. «Сексуально озабоченная сука», — лениво подумала Холли и вспомнила о муже. Интересно, что могло бы подвигнуть ее изменить Крису? Мужик должен быть моложе, решила она, и из Австралии. Футболист. Профессионал. Она невольно улыбнулась.
Наконец к ней спустилась Трейси.
— Я представляла себе, что трахаюсь с австралийским футболистом, — сообщила ей Холли.
Трейси ухмыльнулась.
— У тебя есть температура?
— Думаю, да, но она меня не беспокоит. Я начала с того, что задала себе вопрос, поступила бы я так, как Оливия, если бы мне представилась возможность, или нет. Затем я начала думать о том, что Оливия ведет себя, как обычная мартовская кошка...
— Господи, может, мы оставим ее в покое? Прекрати видеть во всем ее вину! Когда ты начинаешь перемывать ей косточки, я вспоминаю школу.
— А твоя преданность напоминает умственную отсталость. Ты ведешь себя так, как будто ближе ее в твоей жизни никого нет.
Трейси с шумом выдохнула воздух, и это трудно было назвать вздохом.
— Кэмми сейчас у штурвала. Она держит курс прямо. По крайней мере, у нас есть компас и мы знаем, что наш «Опус» идет в правильном направлении. — Она помолчала. — Послушай, я не хочу, чтобы ты думала, будто я потакаю Оливии. Мне кажется, она очень одинока, Холс. И она была одинока даже тогда, когда была красавицей виллы Монтефалько
— Какая чушь, Трейси! В Джоне Гейси
[39]
тоже было много хорошего. Он красиво рисовал Бэмби, знаешь ли. Это не фешенебельный отель! Это абсолютно похабно — трахаться, когда в двадцати футах от тебя находятся еще несколько человек.
— Ну, это не такой уж большой грех! Они оба свободны. Кстати, Мишель тоже в этом участвовал.
