Она старалась не думать, что ее ждет через час и что принесет ей новый порыв ветра. Никогда еще она так остро не ощущала одиночество, напоминая самой себе последний глоток воздуха в безвоздушном мире. Одна из ее подруг... если быть до конца честной, наверное, умирает. Что касается другой подруги, то дружба с ней, скрепленная ранее уникальными узами, уже умерла. Отношения с ее ребенком подключены к аппарату искусственного жизнеобеспечения. Нет никакой гарантии, что их обнаружат, прежде чем... прежде чем станет слишком поздно. И энергетические батончики, которые она сжимает в руке. Три крохотных кусочка сегодня на рассвете она скормила Холли вместе с утренней порцией воды. Оставшуюся часть батончика съела сама.
Еще два батончика предназначены для Кэмми.
Кэмми должна выжить.
ДЕНЬ СЕМНАДЦАТЫЙ
— Что это было? — воскликнула Кэмми.
Трейси пошевелилась, но не нашла в себе сил ответить.
— Мам, я что-то почувствовала, как будто на «Опус» накатилась большая волна.
— Тогда поднимись и посмотри. Поднимись на мостик.
— Оливия наверху?
— Нет.
— Там никого нет?
— Нет.
— Тогда... что ты делаешь здесь? — Кэмми удивленно смотрела на мать.
— Я умираю. Я не спала... уже много времени. Поэтому заткнись и дай мне поспать.
— Мы идем под парусом. Мы можем в любой момент на что-нибудь напороться.
— Я слишком устала. Оставь меня в покое, — пробормотала Трейси.
— Вставай, мама. Я действительно что-то почувствовала.
Трейси скатилась с нижней койки и выбралась наверх,
Кэмми последовала за ней.
Не веря своим глазам, они смотрели на огромную волну, поднятую прошедшим мимо них сухогрузом — этой горой, двигающейся со скоростью реки.
— Кэмми, ракетницу! Скорее! — скомандовала Трейси. — Он нас уже не раздавит. До него, наверное, ярдов двести. Но, может быть, у них кто-нибудь несет вахту на корме. Давай сюда радио!
Кэмми запускала в воздух ракету за ракетой, пока у нее не осталась только одна упаковка из шести ракет. Трейси встряхнула радиоприемник, который упорно отказывался оживать, и завопила:
— Это яхта «Опус»! Мэйдэй! Мэйдэй!.. Батарейки сели, Кэмми!
Кэмми помчалась за новой упаковкой. При свете аккумуляторного фонаря они вытряхнули из приемника старые ба-тарейки и вставили свежие.
— Это яхта «Опус»! Мэйдэй! Мэйдэй!.. Вы слышите нас?
После бесконечной паузы из приемника донеслись гортанные звуки.
— Английский! — заверещала Трейси. — Anglais! Nous etes Opus! Vir sind der Opus
[80]
!Кэмми, это немецкий? Он говорит по-немецки? — Тот же голос, только тише, похоже, диктовал какие-то цифры, координаты.
— Дай его мне. — Кэмми вырвала у нее приемник. — Мэйдэй! Мэйдэй! Ведь это все понимают. Почему он не реагирует?
— Бога ради, Кэмми, ты думаешь, что произнесла это лучше меня? Мы их слышим, а они нас — нет! — воскликнула Трейси. — Понятия не имею, почему не срабатывает связь. Мы должны быть на одной частоте!
— Ты права, но я не могу с этим смириться! — яростно вскрикнула Кэмми и разразилась сухими рыданиями без слез. — Я бы вдребезги разнесла эту долбаную штуковину, но у нас, кроме этой хрени, больше ни фига нет!
Вдвоем они смотрели вслед удаляющимся и уменьшающимся огням сухогруза. Наконец корабль исчез, как будто скрылся за краем земли. Кэмми подняла голову и посмотрела на мостик.
— Мам, — медленно произнесла она, — мы по-прежнему идем под парусом, но у штурвала никого нет... а мы ведь находимся в судоходной зоне.
Трейси взлетела по скользкой лестнице наверх.
— Оливия! — окликнула она. — Оливия!
— Я стану к штурвалу, — сказала Кэмми, — мне это вполне по силам. А ты найди ее.
— Оливия! — заорала Трейси, колотя по двери каюты. — Выходи, нас снимают на сухогруз. Все закончилось!
Оливия распахнула дверь, и Трейси схватила ее за руку.
— Ты предоставила мне право управлять яхтой, пока я не заснула, стоя у штурвала, и мы чуть было не врезались в океанский лайнер. Теперь я тебя не отпущу. У нас еще есть патроны для винтовки.
— Оставь меня в покое, Трейси.
— Нет. Ты поможешь спасти жизнь своей биологической дочери, Оливия. Ты поможешь спасти мою жизнь. Кроме меня, у тебя никогда не было друзей.
— Я не собираюсь ради тебя часами сидеть и пялиться в никуда. Если ты твердо решила уморить меня голодом, я буду сидеть здесь и экономить остатки своей энергии. Можешь не сомневаться в том, что я выживу. Там, где я нашла то, что вы у меня отобрали, есть еще. Но я не дам тебе ни кусочка и не покажу, где это спрятано, а сама ты никогда ничего не найдешь. — Она победоносно улыбнулась.
— Неужели ты не нуждаешься ни в чьем прощении, Оливия? Тебя даже Кэмми не интересует?
— Ты совершенно ясно дала мне понять, что она твоя дочь, а ты медведица, защищающая своего детеныша. Вот сама о ней и заботься.
Трейси еще ни разу в жизни никого не била, но в эту секунду ее ничто не сдерживало.
Размахнувшись, она ударила Оливию по лицу.
— Конечно, ради приключений, — ответила на вопрос Дженис Шэрон Глиман. — Деньги? О нет. Мой отец всю жизнь эксплуатировал бедных рабочих. У меня столько денег, что мне их за всю жизнь не потратить. Нам просто нравится катать людей. Иногда это обычные жирные коты. Но чаще мы принимаем у себя людей, которые не могут позволить себе круиз на другом судне, правда, Реджин? — Шэрон обернулась к своему партнеру. — Как-то у нас были детишки из трущоб Бостона вместе со своими учителями. У нас также были семьи, которые не имели денег даже на билеты на самолет. Мы за них платили. Это здорово. Вы и представить не можете, сколько им дало море. Ну и, конечно, здесь красиво. Как сейчас. Но океан может выступить против вас, как это вообще бывает в жизни. В одно мгновение. И должна признаться, мне это тоже нравится. Для меня это вызов, испытание. Я могла бы сидеть на своем крыльце и сплетничать с подружками, планируя очередное благотворительное мероприятие для снобов. Но это не для меня. — Шэрон в упор посмотрела на Дженис. — Не пойми меня превратно, дорогая. Сейчас я не ищу приключений. Я ищу Ленни и этого славного мальчика, а также твою сестру. И мы их найдем, я тебе обещаю.
Когда Дженис рассмеялась, решимость на лице Шэрон сменилась удивлением.
— Нет, все в порядке, — успокоила ее Дженис. — Просто это именно то, чем я занимаюсь. Организацией благотворительных мероприятий для снобов.
— Я никого не хотела обидеть.