Они поднимались по каменной лестнице к входной двери вместе с толпой людей, размахивающей пригласительными билетами перед носом двух крепких лакеев в черно-серебряных ливреях. Джеймс взял пригласительный из рук Фэйт и показал его, когда они проходили через дверь в дом.
Затем он положил билет в карман.
— Как-то недемократично, — заметил он. — Я думал, что Общество египтологов открыто для каждого.
— Ну, так и есть, но это неофициальное подразделение Общества египтологов. — Фэйт попыталась вспомнить слова леди Коудрей. — Кажется, они называют себя «друзьями» Общества египтологов. Большинство из присутствующих здесь людей бывали в Египте, и им нравится время от времени собираться вместе, чтобы предаться воспоминаниям о прошлом.
— Хорошо, тогда, возможно, мы услышим что-нибудь полезное.
— Но для начала я хотела бы узнать, что случилось с маминым чемоданом.
Несмотря на то, что был еще ранний вечер, газовые лампы уже зажгли, потому что темные тучи сгустились почти у самой земли. Все надеялись, что пойдет дождь, который «съест» остатки тумана.
Холл, по которому они прошли, можно было принять за египетский зал Британского музея. Глаза Фэйт перебегали с одного экспоната на другой: скульптуры львов в натуральную величину, на стенах картины со сценами охоты, гипсовые бюсты красивых египтян и египтянок, живших сотни веков назад; у нее было чувство, будто она идет по святой земле. Девушка шепнула Джеймсу хриплым голосом:
— Мистер Хьюз, должно быть, потратил много лет, чтобы собрать все эти артефакты.
Тот покачал головой:
— Это первый муж миссис Хьюз был коллекционером. Он умер много лет назад, а мистер Хьюз сохранил все, как было, когда женился на его вдове.
Они почти поравнялись с хозяином и хозяйкой дома. За ними, в дальней гостиной, она увидела официантов в ливреях, разносящих шампанское разодетым в пух и прах гостям. Фэйт не испугала элегантная одежда других женщин. Она знала, что выглядела достойно в своем коричневом шелковом платье, подчеркивающем ее талию, и прекрасного покроя жакете бронзового цвета с яркой каймой.
Не только Маргарет совершила покупки у мадам Дигби. Фэйт взяла из суммы, отложенной на черный день, и тоже купила себе несколько вещей, ни на секунду об этом не пожалев. Конечно, если бы пошел дождь, то все было бы по-другому.
Новый наряд придал ей такой уверенности, что она не смутилась, когда хозяева дома бурно выразили свою радость по поводу присутствия у них в гостях дочери Мадлен Мэйнард.
— Элси, то есть леди Коудрей, пообещала, что вы придете, — щебетала миссис Хьюз. — Можете себе представить, как нам всем не терпелось встретиться с вами! — Она замолчала, чтобы набрать в легкие воздуха. — Вы так похожи на маму, что я готова расплакаться.
Эти слова растопили сердце Фэйт.
— Спасибо, — растроганно сказала она.
Миссис Хьюз держалась величественно, и ее можно было бы назвать привлекательной дамой, чья пора расцвета уже миновала, если бы она не оделась, как женщина, вдвое ее моложе, начиная с завитых волос и заканчивая оборками на платье.
«Расфуфырилась на старости лет», как сказала бы пожилая няня Фэйт, и девушка почувствовала некоторую жалость к этой даме.
Когда они прошли в гостиную, Фэйт сказала:
— Боюсь, что Мадлен довольно резко отзывалась о бедняжке Софи Хьюз в своем дневнике, а я нахожу ее очень даже милой.
Джеймс был знаком с содержанием дневника Мадлен почти так же хорошо, как и Фэйт, потому что последние несколько дней они провели над шифром много часов. Ему казалось, что этот дневник не стоит читать даме, но он слишком дорожил своей шкурой, чтобы произнести осуждающие слова. Любовники появлялись и уходили из жизни Мадлен с поражающей регулярностью, но кто были эти любовники, до сих пор оставалось загадкой. Ни одно из услышанных ими имен не подходило под инициалы в дневнике Мадлен. Фэйт не воспринимала эти романы как невинный флирт. Но Джеймс все же не думал, что она была такой недалекой или неосведомленной в общепринятых нормах поведения.
Мадлен вовсе не была оригинальной. И его удивляло, что она привлекала последователей. Люди в ее дневнике — «друзья» — были описаны не иначе, как в едких выражениях. Это касалось не только леди Коудрей. Возможно, у Мадлен и было много любовников, но он сомневался, что у нее были настоящие друзья.
Была ли ее смерть несчастным случаем? Джеймс подумал, что она могла шантажировать кого-то, а тот решил заставить ее замолчать, но это было лишь предположение, которым он не хотел делиться с Фэйт. В ее глазах мать была героиней. В одном они оба были уверены: кто-то готов пойти на убийство ради того, чтобы заполучить дневник Мадлен.
Фэйт подняла голову, желая лучше рассмотреть потолок.
— Смотри, Джеймс, — сказала она тихим голосом, — на двух этажах висят картины. А это наверняка танцевальный зал.
Он пожал плечами:
— Танцевальный зал, гостиная, зал для лекций. Слишком дорого все это содержать, но все равно в два раза дешевле, чем содержать Дрюмор.
Фэйт вскинула бровь:
— Тебе не нужно убеждать меня. Я не твой отец.
Он смотрел вверх на картины.
— Что такое, Джеймс? Что ты увидел?
У него было такое чувство, будто кто-то прошелся по его могиле. Он опустил глаза на Фэйт:
— Должно быть, это духота. У меня на секунду закружилась голова.
Она успокоилась:
— Здесь довольно душно. Давай станем возле открытого окна.
Они пили шампанское, когда Фэйт пробормотала:
— Наконец-то знакомое лицо. Соберись, Джеймс, идет леди Коудрей.
Первое впечатление Джеймса было: большая черная ворона, но красивая, со сверкающими глазами в тон ее перьям. Второе впечатление было более благосклонно к этой женщине. Черно-синее платье резко контрастировало с сединой ее волос, мягко спадавших на плечи.
Как ему показалось, она была единственной здесь гостьей без шляпы. Естественно, она была инакомыслящей — а разве все они не были? — и одной из немногих женщин, которой восхищалась Мадлен.
— Так вы все-таки пришли! — воскликнула леди Коудрей и крепко обняла Фэйт. — Можете представить, как я волновалась после ужасных событий, произошедших возле моего дома. Я знала, что вы собирались провести некоторое время в Брайтоне, и рада, что все-таки согласились прийти на сегодняшнюю лекцию. Не дай вы о себе знать, я бы пошла в полицию и заявила о вашем исчезновении. Хотя это ничего бы не дало! Кажется, им совсем нет дела.
Фэйт удалось прервать этот поток слов и представить Джеймса. Но ее светлость едва обратила на него внимание, бросив лишь безразличное «Как поживаете?», и вновь затрещала. Джеймса это позабавило. В своем собственном кругу с его мнением и советами считались. Здесь его никто не замечал. Он решил сделать свое присутствие ощутимым.
