Фэйт поразило сходство Гарриет и Джеймса, когда они хотели добиться своего: хищное выражение глаз, сжатые губы и вид готовой наброситься на вас кошки.
— И не думала об этом, — ласково произнесла Фэйт.
Она не шутила. Она не простит себе, если позволит этому ребенку запугать ее. Одного Барнета более чем достаточно.
Маргарет не участвовала в игре, но в ходе ее начала расспрашивать Фэйт о похоронах. Та не стала особо распространяться, помня о юном возрасте Гарриет. Скоро Фэйт почувствовала, что напряжение спало. Светская беседа, явное удовольствие Гарриет от того, что играет с достойным соперником, улыбки и смех — все это и было нужно, чтобы компенсировать ужасные часы, проведенные в доме Денверсов.
Постепенно Маргарет увела разговор от неприятной и болезненной темы. Она поинтересовалась у Фэйт, как ей работалось учительницей в Сент-Уинифред. Фэйт была уверена, что она сделала это нарочно, и с еще большей признательностью посмотрела на нее.
При первом знакомстве она восприняла Маргарет как женщину, вышедшую замуж за человека, находившегося выше ее по социальному положению и державшуюся в его тени. Теперь она начала понимать, что Маргарет нравственно превосходила его. Если бы она не была в окружении стольких красивых и решительных родственников, то производила бы больший эффект. Тем не менее, все они были Барнетами. Только она и Маргарет стояли в тени этих неординарных личностей.
Мысли о собственной матери попытались просочиться в ее голову, но девушка отбросила их. Пусть недолго, но она не хотела думать ни о прошлом, ни о будущем. Ей нужно сосредоточиться, чтобы выиграть у этой противной маленькой Барнет, которая, естественно, постоянно выигрывала.
Такими застал их Джеймс, после того как сменил траурную одежду и пришел в поисках Фэйт. Они не заметили его, поэтому он остался стоять возле двери, не желая выдавать свое присутствие. Казалось кощунством испортить эту прекрасную картину домашнего уюта, к тому же он не был уверен, что его радушно примут. У Маргарет в его присутствии всегда становился такой вид, словно он был больным, от которого нужно что-то скрыть, а Гарриет либо сердито смотрела, либо гримасничала, если не получала своего.
С Фэйт ему хотелось многое обсудить после того, что они узнали на похоронах Денверса. Все начинало становиться на свои места, за исключением личности убийцы. В общем, им надо поговорить.
Жаль, что он не знает, о чем она думает. Был способ выяснить это: ему нужно просто попытаться проникнуть в ее мысли. Проблема в том, что она разозлится, если ему это удастся. Нет. Им нужно поговорить.
Фэйт раздавала карты. Ее пальцы были ловкими и уверенными, как у заядлого игрока, но он думал не об игре. Он вспомнил, как эти руки касались его обнаженного тела, вознося его на вершину удовольствия. Однако удовольствие, которое он доставил ей, превзошло все. Она сама не ожидала, что бывает такое блаженство. Ему было непонятно только, почему она держится от него на расстоянии. Они вновь нашли друг друга. Разве имеет значение, как это произошло?
Он подавил вздох. У него не было времени размышлять о том, что было правильно, а что нет в их давней истории. Он должен выполнить поручение. Хотя это было больше, чем поручение. Это было важно. Придется Фэйт и их разговору наедине подождать. Может быть, так даже лучше. Если бы она знала, что он собирался сделать, то захотела бы пойти с ним.
Джеймс так же незаметно, как вошел, повернулся и оставил их.
«Господи, Фэйт, я утону здесь! Подойди и открой дверь! Я знаю, что ты слышишь меня. Проснись и открой дверь!»
Голос Джеймса. Она отказывалась слушать. Ей не нравился его тон. Кроме того, она была с ним в ссоре. Ей был больше по душе ее сон. Она была с мамой на вершине Великой пирамиды, и Мадлен рассказывала о достопримечательностях, которые они посетят во время их совместной поездки в Египет. Мать и дочь. Фэйт нравилось звучание этих слов.
Мама улыбалась ей. Только Фэйт открыла рот, чтобы что-то сказать, как услышала голос Джеймса: «Открой эту проклятую дверь, Фэйт, пока кто-то не принял меня за грабителя и не вызвал полицию!»
Она открыла глаза. Это был сон, не так ли? Этот мерзавец не мог самовольно вторгнуться в ее мысли. Или мог? Он был ясновидящим. Что значит «ясновидящий», черт побери?
«Открой эту проклятую дверь!»
Это был не сон. Он и в самом деле вторгся в ее мысли. Она яростно откинула одеяло и встала. У нее ушло несколько секунд на то, чтобы зажечь лампу, и еще несколько секунд, чтобы надеть халат; затем она быстро вышла из комнаты и спустилась по лестнице к входной двери.
Даже если бы он не вторгся в ее мысли, Фэйт была бы зла на него. Она не видела его с тех пор, как они приехали домой после похорон Роберта Денверса. Ей хотелось о многом поговорить с ним, но он ушел из дому, не сказав ни слова, только передал через дворецкого, что не придет на ужин. Она не знала, вернулся ли домой Родерик, но все остальные, в том числе слуги, уже легли спать. Она вернется в постель, и пусть он сам решает свои проблемы.
Господи! Она начинала говорить, как ее отец.
Первые слова, слетевшие с ее губ, когда она открыла дверь, были:
— Ты считаешь, что нормально пробираться в мысли человека только потому, что ты ясновидящий?
— Я не знал, получится ли у меня, и не думаю, что получилось бы, если бы ты не была восприимчива ко мне.
— Восприимчива к тебе? Ты испортил чудесный сон.
Следующие слова были заботливыми, но сказанными по-прежнему черствым тоном:
— Ты до нитки промок!
— Это потому что я полночи был на улице под дождем.
Лампа в вестибюле все еще горела, и хорошо было видно его лицо, когда он вошел на порог.
Барнет был мертвенно бледен, с его шляпы потоком стекала вода.
— Джеймс! — выдохнула она. — Что с тобой случилось?
Он бросил шляпу на стул.
— На меня напали грабители, — сказал он и поморщился, пытаясь сделать шаг. — Нет, я не заявил об этом в полицию, потому что не хочу, чтобы мне задавали неудобные вопросы.
— Где это было?
Поскольку ему было тяжело идти, Фэйт поддерживала его за талию.
— Расскажу, когда отдышусь. Нет, не прикасайся ко мне, иначе твоя одежда намокнет.
— Будто меня это волнует.
Внешне она была собрана, но в глубине души беспокоилась. Его шейный платок был испачкан кровью, под левым глазом красовался синяк.
Медленно, с трудом они наконец добрались до его спальни. Фэйт предложила послать за доктором, но Джеймс и слышать не хотел об этом.
— Я не настолько серьезно ранен, всего лишь несколько царапин и синяков. — Он нахмурился. — Какой был сон?
— Что?
— Ты сказала, что я испортил чудесный сон, когда разбудил тебя, чтобы ты открыла дверь.
