Родерик покраснел.
— Не так уж и сложно было разгадать этот шифр, за исключением нескольких последних страниц. Вот с ними я не смог справиться.
— Не думаю, что у тебя бы получилось. Если кто и сможет расшифровать его, то это Алекс, но он уехал с дипломатической миссией и никто не знает, когда он вернется.
Родерик покачал головой.
— Алекс не разгадает шифр, пока у него не будет соответствующих инструментов.
Наступило молчание, затем заговорил Джеймс:
— Ну же, не останавливайся. Не томи! Какие инструменты потребуются Алексу?
Родерик явно получал удовольствие от того, что они поменялись ролями, как казалось Джеймсу. Он всегда жил в тени старшего брата, а сейчас тот нуждался в его помощи.
Старые ссоры были забыты, братья стали партнерами, и Джеймс решил, что ему это нравится.
Положив локти на стол, Родерик незаметно придвинулся к Джеймсу.
— Инструменты — это два экземпляра одного и того же тиража книги, один экземпляр для человека, который отправляет сообщение, а второй тому, кто получает его. Это называется «метод двух книг». Он был изобретен англичанином по имени Сковелл во время франко-испанской войны. Вот как он работает.
Он продолжал рассказывать о номерах страниц и колонках, но все это было выше понимания Джеймса. Наконец Родерик спросил:
— Вопросы?
Джеймс попытался принять умный вид.
— Не мог бы ты повторить о том, как работает шифр?
Родерик повторил, и на этот раз метод начал укладываться в голове Джеймса.
— Два человека посылают друг другу послание… — задумчиво произнес он. — Значит ли это, что Мадлен адресовала зашифрованное послание кому-то, кто должен знать, как расшифровать его?
— Похоже, что так.
— Звучит просто, слишком просто.
— Ах, в этом и прелесть!
Родерик отщипнул виноградину в блюде с фруктами, стоявшем в центре стола, закинул ее в рот и продолжил:
— Код Сковелла так и не смогли взломать, знаешь ли, и это дало британцам огромное преимущество.
— О каком жанре книги мы говорим?
— Это может быть все что угодно: роман, словарь и даже стихотворение. Но обе стороны должны использовать один и тот же текст.
Джеймс был поражен.
— Откуда ты столько знаешь о шифрах?
Родерик пожал плечами.
— Математика — вот в чем я силен. Шифр — это чистая математика. Мне нравится играть с числами.
Джеймс откинулся на спинку стула. Он думал о том, что чем больше узнавал своего брата, тем больше понимал, как мало он его знал.
Родерик несколько секунд наблюдал за ним, прежде чем прервал его размышления.
— А еще я силен в картах, хотя знаю, что ты в это вряд ли поверишь. Да, я водил тебя за нос, но это потому что ты всегда ожидал от меня худшего, как мне казалось, и я не мог удержаться, чтобы не подыграть тебе.
Мысли Джеймса молниеносно сменяли одна другую.
— А как же твои карточные долги?
— Их не было. — Родерик прокашлялся. — Все выигранные деньги — а их было немного — шли маме и Гарриет. Периодически я оплачивал папины долги. К сожалению, он не силен в числах.
Юноша поднес чашку к губам и взглянул на Джеймса поверх нее.
«У него вид школьника, — подумал Джеймс, — который уличен директором в каком-то ужасном проступке».
Директор! Именно так воспринимал его младший брат! Как до этого дошло? И почему Родерик не обратился к нему, Джеймсу, чтобы он заплатил долги отца?
Он погрузился в свои мысли, поэтому Родерик вновь кашлянул.
— Джеймс?
— Что?
— Ты знаешь, какой текст использовала мама Фэйт?
— Нет, но, возможно, Фэйт знает. — Джеймс отодвинул назад свой стул. — Пойду спрошу ее.
— Не получится. Они все уехали: Фэйт, тетя Мария, Гарриет и моя мама.
— Что? — Чашка Джеймса задребезжала, когда он поставил ее на блюдце.
Родерик нахмурился.
— Я думал, ты знаешь, иначе я сразу бы тебе сказал. Все было решено еще несколько дней назад. Они обедают у Верри на Реджент-стрит, а потом собираются в Берлингтон-Хаус на выставку акварелей. Думаю, что после этого они пойдут за покупками на Берлингтон-Аркейд.
Джеймс посмотрел на часы. Было уже далеко за полдень. Он проспал, но ему и в голову не приходило, что следовало поторопиться. Он воспринимал само собой разумеющимся, что Фэйт никуда не пойдет, не обсудив это с ним.
Родерик буквально съежился от беспокойства:
— Ты думаешь, те мужланы, которых мы побили, попытаются напасть на нее?
— Не знаю.
— Но зачем им это? Им нужен дневник, а он вряд ли оказался бы при ней. Если они и предпримут что-то, то придут сюда.
— Возможно, ты прав. — Джеймс оперся руками на стол и с трудом поднялся. — Все равно, мне было бы спокойнее, если бы я находился рядом с ними в случае чего.
— Ради бога! — Родерик тоже встал. — Ты не в том состоянии, чтобы выходить на улицу. Я пойду. А ты лучше предупреди слуг, пусть тщательнее охраняют дом.
Он направился к двери.
— Родди! — позвал Джеймс.
— Что?
— Спасибо. За все.
— Не за что.
Это был обычный ответ, светский жест, который ничего не значил. На этот раз, однако, скромная улыбка и беззаботное выражение лица Родерика еще больше тяготили совесть Джеймса. Почему он никогда не предпринимал попытки лучше узнать своего брата?
После ухода Родерика подали кашу, но Джеймс даже не взялся за ложку. Он думал о Фэйт, спрашивал себя, должен ли был поехать за ней, но, поразмыслив, решил, что все преувеличивает. Прошло три дня с тех пор, как он забрал дневник у этой девчонки Уинслет. Убийца должен понимать, что Фэйт ничего не знает, иначе он был бы уже в тюрьме. Родерик прав. Убийце нужен только дневник.
Он опустил ложку в тарелку, и ему показалось, что каша похожа на жидкий цемент. В желудке была тяжесть. Отодвинув тарелку в сторону, он встал и пошел искать Бутчера, чтобы предупредить его о грабителях, которые могут быть поблизости, и велеть ему принять необходимые меры предосторожности.
Джеймс направился в комнату Фэйт, чтобы взять дневник и другие вещи. Потом он пошел к себе и разложил все на столе перед окном.
Вещей было немного. Бумаги ее отца, перевязанные лентой, он отложил в сторону. Остались только дневник, ответы на объявления Фэйт, фотография ее матери и групповой снимок, сделанный во дворе Гранд-отеля. Джеймс рассматривал это все уже много раз. Ничто, казалось, не могло направить его мысли в нужном направлении.
