— Я оставил для вас послание на стене сортира в Кларидже. Пожалуйста, отправляйтесь туда и прочтите.
Мои друзья переглянулись. Несколько часов назад, надравшись анисовой, я старательно вывел: «Считаю, что контроль над человеческой памятью чрезвычайно важен при любом варианте развития людского рода. Цель — облагородить эпоху лжи». Я не оставил никаких указаний относительно хрюшки-копилки. Для людей вроде Нэша в ней было ещё достаточно. Я махнул им на прощанье, чувствуя себя в отличной форме.
В поезде, направлявшемся на юг, я читал (вслух) биржевые сводки в «Таймс», нараспев, как псалом, и мою грудь распирало от патриотических чувств за «Мерлинов».
МИЛАН
Вчерашний день на фондовой бирже начался вяло, но затем во многих секторах, включая ртуть, недвижимость, текстиль и страхование, были отмечены признаки деловой активности, давшие толчок общему оживлению. К концу торговой сессии ажиотажным спросом пользовались акции лидирующих компаний, особенно «Вискоуза» и «Мерлин».
АМСТЕРДАМ
Пользовавшиеся низким спросом в начале торгов акции «Филипс», «Юнилевер» и «Роял датч» затем, однако, нашли некоторых местных и швейцарских покупателей.
БРЮССЕЛЬ
На рынке форвардных облигаций царило затишье и цены остались почти на прежнем уровне.
ФРАНКФУРТ
Недавняя резкая смена первоначальной тенденции к понижению количества торговых сделок на противоположную и последующий рост цен привели к тому,
что закрытие сессии зафиксировало общее повышение на семь пунктов.
ПАРИЖ
Настроение несколько повысилось благодаря показателям металлургических компаний, особенно компании «Мерлин», которые демонстрируют устойчивость.
СИДНЕЙ
Скромно, но без особых усилий.
ТОКИО
Курс ценных бумаг вырос. Подъёму конъюнктуры способствовали все крупнейшие промышленные группы совместно с железнодорожными компаниями. Биржевые круги ожидают, что значительное летнее улучшение показателей укрепит их надёжды. Среди компаний, объявивших об увеличении чистой прибыли: «Бетлиэм стил», «Фелпс додж», «Стандард ойл», «Мерлин груп».
На доске в зале заседаний совета директоров в Мерлин-хаус я оставил несколько таинственных посланий, чтобы они как следует над ними поразмыслили:
автомобили из прессованной бумаги
бумага из прессованных автомобилей
плоть из прессованных идей
идеи из прессованных порывов.
Они отнесутся к ним со всей серьёзностью. Уж будьте уверены. Уж будьте уверены. Я вам говорю.
Глядя, как мелькают деревья, как скачут и скачут столбы, я размышлял о «Мерлине» и о Ф. Ф. — Фонде Фондов, святом Граале всего, что мы представляли. В последнее время Нэш так часто повторял: «Надеюсь, ты не собираешься бежать с фирмы, Чарлок. У тебя ничего не выйдет, ты это понимаешь?» Почему? Я что, женат на ней? Тоже мне Vagina Vinctrix!
[11]
. В какой момент жизни человек решает, что должен оставить все поиски и сомнения? По-видимому, после того как попробует себя в иных областях, в моём случае — областях науки: наука ускользает, оставив в руке только хвост, как испуганная ящерица. («Реакция на тень у обычного плоского червя до сих пор остаётся загадкой для биологов. Далее, оказывается, что в лаборатории на воду в запечатанной пробирке воздействуют те же силы гравитации, которые вызывают морские приливы и отливы».)
Да, он был прав, я собирался попытаться вырваться на свободу. «Сделай первый шаг», — насмешливо, язвительно говаривал Кёпген, поднимая стакан, капли узо падали на дешёвую тетрадь, где обитали нервные окончания стихов, которые он облекал в плоть формы позже, глухой ночью. «Тук-тук, постукивает птенчик в скорлупу, стараясь выйти на волю, — литература! Память и самость. Ом».
* * *
Но перед отъездом я сделал то, что не раз делал прежде, — отправился на вокзал «Виктория», постоять несколько минут под часами. Сентиментальная поблажка себе — ибо единственный человечный факт из жизни моих родителей, который мне известен, это то, что они познакомились под этими часами. У каждого там было назначено своё свидание. Эти часы решили мою судьбу. Это, так сказать, ось собственного моего начала. (Первые уличные и карманные часы имели форму яйца.) Говоря серьёзно, я часто приходил туда, чтобы минуту-другую постоять в тихой задумчивости: возможно, пытаясь мысленно узнать их среди встречных потоков бледных лиц, которые вечно кружат в этом памятном месте. Здесь можно съесть непрожаренный гамбургер и поразмыслить о сути рождения. Но никакого толку от этих размышлений, от этих минут безнадёжного разглядывания толпы. Здесь по-прежнему кружит людской водоворот, но я не могу различить в нём похоронных викторианских лиц родителей. И всё же, полагаю, они часть этого хаотичного бледного скопища, квинтэссенция изменчивого лица и вотума, воплощение тех «девяноста процентов, отвечающих „не знаю”», при любом опросе. Когда-то я собирался изобрести что-нибудь такое, чтобы уловить их, некий аппарат, который бы фиксировал отголоски прошлого. В конце концов, мы ведь видим свет формально погасших звёзд… Но я замахнулся на недостижимое.
Возможно (тут появляется Нэш), я даже мог бы уловить след своего наваждения, сконструировав запоминающее устройство для этого неотвязного желания установить контакт с ними. Конечно, теперь такие устройства — обычная вещь, но когда я начинал их конструировать, первые записывающие аппараты были такой же диковинкой, как граммофон для примитивных африканских племён в восьмидесятые. Так что Ипполита нашла их, мои грубые коробочки со старомодными проводами и магнитами. Совершенствование памяти! Это заставило меня обратиться к странным вещам, таким, как стенография, например. Захватило меня целиком, так что я делал вообще что-то непостижимое, вроде заучивания наизусть всего «Потерянного рая»
[12]
. В немыслимую летнюю духоту в разорённой столице я просиживал ночи напролёт над этими задачами, прерываясь лишь на то, чтобы негромко поиграть на скрипочке или дополнить записи в тех жёлтых тетрадях. Память птиц, млекопитающих, скрипачей. Да, но это никуда не ведёт, так я считаю теперь; в своих разработках я опередил время и был вооружён наподобие нынешних звукооператоров. Савой-Хилл, а позже Би-би-си кое-что, немного, заплатили мне, чтобы я пополнил библиотечные фонды — народными песнями Балкан, например; Шотландский университет собирал образцы балканских диалектов для своих исследований по фонетике. Затем, занимаясь между делом строением человеческого уха как звукоуловителя, я вступил в конфликт с фирмой. Бах! Ом.
Да, вокзал «Виктория», а оттуда в банк, перевести деньги на Таити. Затем в мой клуб, забрать почту и проверить ещё раз все оставленные мною ложные следы: следы в бумагах, переходящие в следы самолёта на кожуре итальянского неба. Затем легко, как пушинка, пролететь в лилово-меловой ночи над заливом Сароникос. Чарлок в законном отпуске от мира потребления. Второй паспорт — на имя Смита.
