В тот момент Кристоф выглядел уязвимым и очень привлекательным – таким он никогда больше не представал перед ней. Мин кинулась к нему и помогла подняться с клумбы. Она вытерла ему кровь, собрала кое-какие листки, стряхнула грязь с его одежды и отвела его в кафе, где он с жадностью поглотил два батона, омлет, бифштекс и графин красного вина. Мин заплатила по счету.
Тогда она была практически свободна от всяких устремлений. Она жила с дядей и тетей в просторных апартаментах в одном из живописных quartiers
[21]
Парижа и абсолютно ничего не делала. Из школы она вынесла разве что понимание того, чем бы ей не хотелось заниматься в жизни, хотя, как ни странно, определенное знание тонкостей французского политеса в будущем превратится в одно из ее наиболее полезных приобретений. Мин вполне созрела для того, чтобы обрести цель, и Кристоф подвернулся как раз вовремя.
Мин увлекли его рассуждения об угнетении со стороны высших классов, которого официально во Франции не существует, хотя там, как и повсюду, республиканские устои не всегда стоят на страже справедливости. Вдруг перед ней открылось, что господствующая форма правления обрекает народ на жизнь в нужде и борьбе за хлеб насущный. Она растрогалась до слез, переживая за изнывавших от тяжкого повседневного труда рабочих соляных копей, фермеров, рыбаков, водителей грузовиков и за их семьи. Не имея никакого представления о налогах. Мин пребывала в счастливом неведении о том, что французское государство весьма преуспело в наказании богатых и защите интересов неимущих. Поскольку просвещать ее в этом вопросе было не в интересах Кристофа, он благоразумно обходил молчанием этот общеизвестный факт.
Нельзя не принять во внимание, что к тому же он был очень красив: прекрасно очерченный подбородок, волевые скулы и темные взъерошенные волосы. Его глаза горели страстью, он обладал решимостью и энергией. Но за суровыми манерами Кристоф пытался скрыть, что с Мин он поступил как лукавый соблазнитель, которому не составило особого труда заполучить очередной лакомый кусочек. Ко времени, когда Уильям Гаджет волею судьбы появился в Париже, Мин уже вовсю танцевала под дудочку Кристофа – под мотивы, непривычные для улицы Фобур-Сент-Оноре.
[22]
Уиллу в Кристофе многое внушало опасения, в первую очередь его слепая уверенность в правоте своих экстремистских политических взглядов. Кристоф не только сам не ставил их под сомнение, но и другим не позволял высказывать даже предположение о том, что французские трудящиеся не пожелают жить в совершенном троцкистском обществе; он считал, что не сейчас, так со временем им просто придется смириться.
Спорить с ним было бесполезно, поскольку он всегда прикрывался одним из своих заведомо ложных суждений. Уилл вскоре убедился, что при всем красноречии, с каким Кристоф защищал свою правоту, на самом деле его мало заботили рабочие или кто-либо еще. Единственное, до чего ему было дело, – это был он сам.
– Скажи, Кристоф, – спрашивал Уилл, когда они проводили вечера в баре, где работала Мин, и, разумеется, потому там можно было бесплатно выпить, – если разразится революция, как вы поступите с теми, кого устраивает капиталистическая система?
– А, – обычно отвечал Кристоф, – ты никак не можешь понять, что в результате революции у нас будет свободное и справедливо устроенное общество, и тогда все получат права, которыми сейчас пользуется только горстка богатых и привилегированных, тогда уже никто не вспомнит о капиталистической системе, потому что все увидят, какой прекрасной станет жизнь по троцкистской модели.
– Но разве не ясно, что богатым и привилегированным эта модель не понравится, потому что им придется многое потерять ради идеи всеобщего равенства?
– Они осознают, что были угнетателями, что в надлежащем образом организованном обществе нет места порабощению сограждан ради собственной выгоды. Государство позаботится обо всех. – Пока Кристоф рассуждал, усталая Мин проходила мимо с кучей грязных тарелок. – Мин, можешь принести нам еще вина? – обратился к ней Кристоф. – Это что-то очень паршивое.
– Посмотрю, что я могу для вас достать, – прошептала она в ответ и направилась в другой конец бара, чтобы обслужить кого-то из настоящих клиентов.
Несколько недель понаблюдав за тем, как поборник народных прав грубо угнетает собственную любовницу, Уилл уже не мог больше этого выносить. Мин полностью обеспечивала не только себя, но и Кристофа, работая на рынке, прислуживая в баре, убираясь в ресторане, – а Кристоф тем временем посвящал себя борьбе. И вот однажды, разорившись на два билета, Уилл ехал с Мин по городу на автобусе и по дороге решился поговорить с ней.
– Мне надо возвращаться в университет, – сказал он, когда 24-й автобус двигался по набережной.
– Не уезжай, – ответила Мин. – Останься здесь, с нами – тебе будет куда веселее.
– Не сомневаюсь, – с горечью сказал Уилл. – Но я должен ехать, мне нужно работать.
– Зачем тебе степень? Разве ты не можешь прожить без нее?
– Я хочу кое-чего добиться в жизни, и для этого мне нужна работа. Я не могу питаться воздухом.
– Ты такой материалист, – заметила Мин.
– А тебе уже ничего не нужно? – спросил Уилл. – Ты что, всегда будешь жить в комнатушке на Пигаль? Да, сейчас, может быть, это и весело, но подумай о том, что тебе тоже когда-то будет сорок.
– Уильям! – воскликнула Мин. – Неужели мало просто наслаждаться видом из окна?
– Я хочу знать, – продолжал Уилл. – Что ты собираешься делать дальше? Выйти за Кристофа и всю оставшуюся жизнь поддерживать партию? – Мин молчала в ответ. – Или брак для вас слишком буржуазное понятие?
– Ты ведь даже по-настоящему не знаешь Кристофа.
– Да. И представь – я и не хочу знать его. Он использует тебя, Мин. Он болтает чепуху и заставляет тебя ходить вокруг него на цыпочках.
– Но я люблю его, – сказала задетая за живое Мин.
– Господи, это так похоже на тебя, Мин, подумать только! – не сдавался Уилл. – Ну почему ты не можешь познакомиться с каким-нибудь нормальным парнем? Как тебя угораздило влюбиться в этого лунатика?
– Тебе не понять, – сказала Мин.
– Вот-вот, я не могу понять, почему ты не поняла, почему я тебя не в состоянии понять. Посмотри: ты же живешь даже не в бедности – ты живешь в настоящей нищете с этим эгоцентриком на грани психоза, который никогда, никогда не будет помогать тебе, любить тебя, даже относиться к тебе по-человечески. И ты еще спрашиваешь, почему я ему не доверяю!
– Ты нисколько не разбираешься в любви, – высокомерно заявила Мин.
– Возможно, – ответил Уилл. – Но вполне достаточно, чтобы видеть: каким бы ни было влечение между тобой и Кристофом, за ним нет любви, Мин. Во всяком случае, это не такая любовь, которая нужна тебе.
