На меня нахлынули воспоминания. Я в этой комнате, прикована цепями. Мои волосы мотаются из стороны в сторону, а мужчина в белом халате бьет меня пистолетом по лицу.
Визжит дрель, занесенная над моей головой.
Мой крик прорезает воздух. Он словно царапает стены когтями, пытаясь выбраться.
Моя голова… отлетает назад, послушная оглушительному грохоту выстрела.
Я пошатнулась, судорожно глотая воздух, действие, которое никак не могло заглушить мой страх, хотя бы потому что мое тело в принципе не нуждалось в кислороде. В сознании пронеслась одна-единственная мысль.
Бежать. Бежать отсюда, сейчас же.
Я развернулась к двери, движимая отчаянным желанием спастись, готовая смести любого, кто встанет у меня на пути, невзирая на последствия. В этом месте когда-то происходили ужасные вещи, и я не собиралась торчать тут и ждать, когда они повторятся.
Вот только… дверь только что закрылась. Ее закрыл за собой рослый мужчина с глазами цвета стали, волосы которого чуть посеребрила седина. Мужчина, чье лицо можно было бы назвать приятным, если бы не резко очерченный рот и собственнический блеск в изучавших меня серых глазах.
— Добро пожаловать домой, Мила.
Я не могла сдвинуться с места, даже думать о побеге, потому что сразу узнала этот южный акцент — я слышала его в записи.
Я наконец-то оказалась лицом к лицу со вторым своим создателем.
Это был генерал Холланд.
Глава двадцать третья
Я ждала, неподвижная как статуя, впитывая каждую деталь его внешности и пытаясь найти в своей памяти соответствующий образ. Ничего. Длинноногий мужчина шел плавно, неторопливо, его ботинки касались пола почти беззвучно. Это была походка человека уверенного, лидера, которого не беспокоит то, что он заставляет других ждать.
Его губы изогнулись в улыбке, которая не затронула глаз. Он рассматривал меня так, как Кейли рассматривала свои любимые ботинки — так человек смотрит на вещь, которая ему принадлежит. А потом он вообще пошел обходить вокруг меня, словно я была лошадью, выставленной на продажу, а он — потенциальным покупателем.
Держи себя в руках. Не двигайся.
Я почувствовала на шее его теплое, влажное дыхание, а потом — о боже — он стал трогать меня своими толстыми, твердыми пальцами. Они потыкали кожу головы, пробежались по шее сзади, приподняли рубашку, а добравшись до моего правого запястья, прощупали узкую щель слота для карты памяти. Я не верила, что выдержу это, но все же выдержала, хотя казалось, что каждое его прикосновение убивает что-то во мне. Его действия не были извращенными, скорее наоборот, бесстрастными, но от этого было едва ли не хуже. Я для него явно была не более чем неодушевленным предметом. Машиной на выставке. Все равно что мертвой.
С каждым его медленным шагом стены подвального помещения казались все более и более непроницаемыми, и, несмотря на отсутствие похоти в его прикосновениях, мне уже хотелось оттереть воображаемый слой грязи со своей кожи.
— Какую ты мне головную боль устроила, ты бы знала, — сказал он своим зычным голосом, наконец окончив осмотр. Высокий, широкоплечий и подтянутый, на расстоянии он излучал сияние молодости, которое тускнело, когда он подходил ближе. Его густые волосы были практически полностью седыми у висков, а дряблая кожа под подбородком проигрывала в битве с земным притяжением. На его черной рубашке не было ни ворсинки, а увидев идеальные стрелки на желтовато-коричневых брюках, я сразу осознала, насколько помято выглядел мой собственный наряд, который я не снимала уже сутки.
Генерал принес с собой неожиданный резкий запах. Запах медицинского спирта и перечной мяты, одновременно терпкий и сладкий, — это сочетание вызвало у меня странное ощущение дежавю.
Этот запах разбудил во мне неясное беспокойство, из-за которого мне отчаянно захотелось отступить, но интуиция подсказала мне, что это был бы неверный ход. Что этому человеку никогда нельзя показывать свой страх.
— Генерал Холланд, — с наигранной непринужденностью поздоровалась я.
Кустистые брови удивленно поднялись, а фальшивая улыбка стала еще шире:
— Ну и ну. Пожалуй, мне стоило бы счесть это за оскорбление. Если ты называешь Николь мамой, тогда разве это не значит, что я — папа?
Желание помыться усилилось. Папа. В его исполнении это слово прозвучало совершенно неуместно.
Когда он замолкал, его челюсти продолжали двигаться, а в какой-то момент во рту промелькнуло что-то зеленое. Жвачка. Тогда понятно, откуда взялся запах мяты.
— Черт возьми, да я искал тебя старательней, чем большинство родителей ищет сбежавших детей.
В моей голове запустился клип о жизни в Филадельфии с участием мужчины, которого я считала своим отцом. Идеальное рождественское воспоминание. Вот мы с ним открываем подарки, жарим маршмеллоу, лепим снеговика во дворе и получаем нагоняй за то, что надели на него мамин любимый шелковый шарфик. Папа громко хохочет, когда его закидывают снежками. Мы выкладываем на тарелку печенье для Санты.
Ложь, все ложь, теперь я это знала. Нравилось мне это или нет, но Холланд был прав. У него было больше претензий на звание папы, чем у несуществующего человека, заложенного мне в память.
Холланд продолжил осмотр, а мне ужасно захотелось ударить его в лицо. Стереть с него это выражение.
Но я хорошо помнила мамино предупреждение.
Так что вместо этого я заговорила:
— Это не значит, что вы — мой папа, это значит, что вы — мой сторож, — ответила я, стараясь сохранять ровный тон. — Вы несете за меня ответственность, только и всего — не стоит притворяться, что это не так.
Холланд нахмурился:
— Мила, ты результат долгих лет исследований, проект, в который вложили сотни миллионов долларов. Зря ты думаешь, что ты просто обуза. Ты важный элемент системы обороны вооруженных сил США. Честно говоря, настоящий шедевр.
Его рука вдруг со змеиной быстротой рванулась вперед, дотрагиваясь до моей. Длинные толстые пальцы едва успели коснуться моей кожи, но на этот раз я была не готова. Я отпрянула от отвращения, и генерал помрачнел еще сильнее.
— Ну-ну, а вот этого не надо. — Он достал из правого кармана брюк маленькую влажную салфетку, которой протер каждый палец на обеих руках, после чего убрал ее обратно. До меня донесся резкий запах.
Это объясняло запах спирта, который я почувствовала вначале.
— Вот так. А теперь давай-ка осмотрим тебя как следует.
Он скрестил руки на груди и, подняв палец, постучал им по гладко выбритому подбородку.
— Ты не подумай, что я не сочувствую твоей… ситуации. Просто Николь пошла на неоправданный риск. Можешь себе представить, какой ущерб вы бы нанесли стране, если бы тебя обнаружили наши враги? — Его глаза сузились. — У нас есть долг перед государством, Мила, Николь должна это понимать. И, видит бог, что бы она тебе там ни наговорила — ты не человек. И никогда им не будешь.
