— Может, останешься?
— Я люблю вас всех и каждого отдельно, но смотреть спектакль пятый раз — это выше моих сил. Тем более сегодня.
— Тебе «в лом» пятый раз смотреть, а мы четвертый год играем. Представляешь, каково!
— Так жалко вас, так жалко…
На этом и расстались. Через пару дней я встретила Аллу Буланову, актрису этого театра. Она рассказала мне такую историю:
— После спектакля встречаю Скороходова и говорю ему, заметь, искренне: «Ты сегодня был на удивление убедителен в этой роли». Он только кивнул. Как потом выяснилось, ему и играть ничего не надо было. Ну, ты помнишь, он в этом спектакле «вечно пьяный, вечно молодой»…
Я не стала рассказывать, откуда взялась «убедительность» и что я была после этих посиделок в полном порядке, поскольку из-за колоссального стресса меня спиртное не взяло. Вообще. Как будто не вино пила, а минералку.
Дома меня ждал еще один сюрприз. На автоответчик подруга, работавшая в «Московской неделе» в отделе новостей, сообщила, что в последнем номере на мой материал было опубликовано опровержение. Этого еще не хватало! Завтра же с утра еду в редакцию.
Увидев меня, Белов понял, что сегодня ему не поздоровится.
— Дай мне почитать мой текст и текст опровержения.
Он протянул газеты. К моей заметке был присобачен непонятно откуда взявшийся «желтый хвост». Как выяснилось, на этом мероприятии была еще одна внештатница, которая это и раскопала. Но скандальная информация не была записана на диктофон, так что — увы и ах. Текст был подписан двумя фамилиями, и на том спасибо. Я отложила газету и взяла последний номер, с опровержением. Особо нас не ругали, но и киношникам дали понять, что они не всегда и не во всем правы. Я уже хотела было успокоиться, но последняя фраза заставила меня в корне поменять мнение. Опровержение заканчивалось классическим «виновные строго наказаны».
— Объясни мне это, пожалуйста. Меня подставили, и я же еще строго наказана. Интересно!
— Ты же понимаешь, это отписка. Они настояли.
— А как вообще этот текст появился?
— Ирка Гаврилова принесла. Между прочим, без этого «желтого хвоста», как ты выражаешься, материал бы вообще не вышел.
— Да лучше бы он вообще не выходил! Оно мне надо было?
— Я теперь тоже так думаю.
— Но ты мне хотя бы мог позвонить? Мне эта радость никуда не упала, как ты понимаешь. Разгрести бы то, что есть.
— Зачем?
— Как это — зачем? Материал, если помнишь, все-таки мой. И я должна быть в курсе дела, я должна знать, что ты с ним сотворишь.
— Давай выйдем в коридор, не будем смущать человечество.
— Давай.
Но от того, что мы вышли в коридор, разговор менее напряженным не стал.
— Ты думаешь, мне легко? Мне и так вставили по первое число, не знал, как отмазаться.
— Это твои проблемы. У меня по твоей милости теперь забот хватает. Как бы это мои «великие» не увидели. А то потом проблем не оберешься. Репутация — вещь хрупкая.
— Да перестань ты!
— Знаешь что, дорогой, для тебя это, может быть, и не важно. Но я репутацию зарабатывала не один год и потерять все в один миг не хочу. На первый раз так и быть, живи безмятежно. Но подставишь еще раз, будешь оплачивать мне материальный ущерб. Сто баксов минимум.
— Ты с ума сошла? Откуда у меня такие деньги с нашими гонорарами?
— А мне это фиолетово. Мобильник ты себе на что-то купил и оплачиваешь, машину тоже. Сначала надо думать, а потом уже делать. И не надейся, что в следующий раз тебе все сойдет с рук.
— Ты говоришь, моральный ущерб. Ты не представляешь, как мне вчера не повезло. У меня разрезали сумку и вытащили все деньги, документы. Мне надо будет уйму удостоверений возобновлять.
— Повторяю еще раз для бестолковых: это не мои проблемы. Я тебе все сказала.
Мы проговорили почти сорок минут. Белов, похоже, подумал, что я с него и правда буду требовать деньги. Но мне он просто надоел. Надоел тем, что и информацию, и деньги из него приходилось выбивать. Потом, как выяснилось, деньги своих авторов, тех, кто поскромнее и не будет качать права, он просто присваивал. Или публиковал совместные материалы в других изданиях, но уже только под своей фамилией. В общем, как ни крути, а нашему сотрудничеству пришел конец. С одной стороны, я ощутила необыкновенную легкость, а с другой — меня искрило еще сутки, и в радиусе километра вымирало все живое. Даже кот лишний раз старался не попадаться мне на глаза, хотя, казалось бы, привык уже ко всему.
Среди звездного великолепия и голливудских улыбок я, как ни странно, чувствовала себя вполне комфортно. Хотя что же тут странного? Можно подумать, я никогда до этого не видела нарядных дам, щеголяющих многокаратными брюликами, и белозубых красавцев в смокингах. А уж сколько церемоний и всевозможных премий пришлось пережить — просто ужас! Но сегодня случай особый: на сцене сам Терминатор произносит пламенную речь. По-английски. И я, со своим «заржавелым» немецким, его прекрасно понимаю, хотя языка не знаю. Все хорошо. Просто лучше некуда.
И тут я замечаю, о ужас, что стою босиком на холодном мраморном полу! Я сразу как бы съеживаюсь среди этого великолепия. Просто Золушка на балу, ситуёвина — обхохочешься. Все всё прекрасно видят и понимают, и только хорошее воспитание и следование этикету не позволяют присутствующим показывать пальцем в мою сторону. Но это я, конечно, зря накручиваю. На таких вечеринках народ «выгуливает» костюмы и драгоценности. В первую очередь надо себя показать. Заметят здесь или слишком эпатажный, или слишком безвкусный наряд. Ну, еще будут весь вечер перемывать кумушкам кости, если те вдруг придут в одинаковых платьях. К счастью, подобного не наблюдается, и никто, кроме меня, не замечает моего конфуза. Неудобно, что и говорить. И холодно. Незаметно пытаюсь затеряться в толпе и обо что-то царапаю ногу. Арнольд удивленно смотрит на меня в упор и произносит так хорошо знакомое требовательное мяу-оу!!!
И вот вместо Шварценеггера я вижу своего кота, который отчаянно пытается выковырнуть меня из-под одеяла. Время трапезы пришло, а я никак не желаю кормить Его Величество, валяясь в кровати. Непорядок!
Прогнав остатки сна, шествую на кухню. Рыжий, как всегда, бежит впереди меня. Увидев полную миску, он, забыв обо всем, по-звериному урча, поглощает завтрак. Я, сварив себе кофе, сажусь у окна и, отпивая ароматный напиток, пытаюсь понять, что значит этот причудливый сон. Ни в одном соннике не удастся найти его толкование, это уж точно. Так что со своими сновидениями придется разбираться самой. Всегда все приходится делать самой.
За окном — утро, разбавленное нежными пастельными красками и еле приглушенными звуками. Позже краски станут более яркими и выпуклыми. Разбег будет взят потом. А пока — неспешное утро в акварельных полутонах и на сбавленных скоростях.
