— Не нравится мне это, — сказал Сигмунд. — Это молчание невыносимо.
— Может быть, она поняла, что мне всего тринадцать, — сказал Маркус.
Сигмунд рассеянно на него посмотрел:
— Ни один тринадцатилетний мальчик такого письма не напишет.
— Может, она подумала, что мне помог отец или еще кто-нибудь.
— В таком случае, она без сомнения бы связалась с твоим отцом.
— Почему это?
— Потому что письмо задело ее за живое.
— Откуда ты знаешь?
— Все, хватит говорить про письмо, — сказал Сигмунд, — будем говорить о Диане.
— А чем мы сейчас занимаемся?
— Нельзя бежать от действительности,— серьезно сказал Сигмунд,
Маркус взглянул на него растерянно:
— То есть?
— Ты не хуже меня знаешь, что у Дианы проблемы. Какой смысл объяснять ситуацию тем, что она не смеет написать тебе. Если она не пишет, значит, ее проблемы еще больше, чем я думал.
— Думаешь, ее хватил паралич?
— Я ничего не думаю. Я знаю только, что дело серьезно.
Маркус кивнул:
— Да, пожалуй.
Под своим брезентом они принесли присягу, и присяга звучала так: «Всё для Дианы!»
— Что будем делать? — спросил он.
Сигмунд посмотрел на часы и вскочил.
— А, черт! Мне надо домой обедать!
— Думаешь, наркотики? — спросил Маркус, голова которого по-прежнему была забита проблемами Дианы Мортенсен.
— Нет, — сказал Сигмунд. — Думаю, вареная треска.
— Я имею в виду Диану. Думаешь, у нее проблемы с наркотиками?
— Если так, то наша задача это выяснить и спасти ее.
— Господи, Сигмунд! Как же мы сможем? Мы ведь здесь, а она в Голливуде.
— Да, — рассеянно сказал Сигмунд, когда они выходили из хижины. — В этом-то и проблема.
Потом он весело помахал Маркусу и устремился вниз по склону. Когда он спустился в карьер, он обернулся и крикнул:
— Я ненавижу треску, но она полезна для мозгов! Так что сойдет. Всё для Дианы!
— Всё для Дианы! — крикнул в ответ Маркус.
Он снова заполз под брезент и вынул фотографию из конфетной коробки. Он готов был расплакаться, но сдержался.
— Проблемы не только у тебя, Диана, — прошептал он. — Мне тоже нелегко.
* * *
На следующий день пришло письмо. Маркус и Сигмунд договорились открывать всю почту из Голливуда вместе, но он не вытерпел. Прошло ровно тридцать секунд с тех пор, как он вынул письмо из ящика, а он уже лежал на кровати и читал:
Дорогой Маркус!
Прости, что не ответила раньше, но сейчас в моей жизни полнейший беспорядок. Роберт де Ниро явно в меня влюбился. Не понимаю почему. Я ведь всего-навсего простая норвежская девчонка. Но я не хочу себя ни с кем связывать. Не сейчас. И не с Робертом де Ниро. Чувствую, что он не тот самый человек. Твое письмо было замечательным. Ты знаешь, Маркус, я купила себе маленького волнистого попугайчика. Он такой милый, особенно когда сидит на жердочке в клетке и чистит перья. Я назвала его Маркусом. Надеюсь, ты ничего плохого не подумаешь. И хотя он меня радует, мне от него бывает и грустно. Птицы не должны сидеть в клетке, правда же? Вообще-то я хочу его выпустить, но я не знаю, справится ли маленький Маркус один в огромных городских джунглях. Иногда я сама чувствую себя маленькой птичкой. Я мечтаю избавиться от всех этих коктейлей, слащавых лиц, зависти. Просто распрямить крылья и вылететь на свободу высоко-высоко вместе с моим маленьким Маркусом.
Когда Маркус дочитал до этого места, его настолько переполнили чувства, что слезы потекли ручьем по щекам, а буквы поплыли перед глазами. От следующих предложений поплыла вся комната:
Я пишу это письмо сегодня, потому что только что узнала, что премьера моего последнего фильма «Лабиринт любви» состоится в августе в Норвегии. Когда меня пригласили украсить премьеру, я решила согласиться. (Подумай только, Маркус. Я, крошка, — и украсить премьеру!) Во всяком случае, я воспользуюсь возможностью и проведу отпуск у мамы с папой в Хортене. Расслаблюсь, буду самой собой. Если ты окажешься в наших краях, может быть, мы могли бы встретиться и выпить по бокалу шампанского? Я буду думать о тебе.
Твоя Диана
— Мы должны были распечатать его вместе! — сказал Сигмунд, когда они час спустя сидели под брезентом. Он злился, но в то же время был взбудоражен.
— Я не удержался.
— Ладно, хватит об этом, — сказал Сигмунд резко, — надо готовиться.
— К чему это?
— К встрече с Дианой. У нас остался всего один месяц.
— Ой! — сказал Маркус и сглотнул.
— В каком смысле «ой»?
— Я… я не могу встретиться с Дианой Мортенсен.
— Ты должен.
— Зачем это?
— Ты ей нужен.
— Нет, не нужен!
— Нет, нужен. Читается между строк. Она приезжает в Норвегию не из-за фильма, а из-за тебя.
— Ой!
— Можешь перестать говорить «ой»?
— Сколько захочу, столько и буду говорить «ой».
— Что за детский сад, Макакус!
— Не называй меня Макакусом!
— Не ты разве хвастался, что у тебя так много фантазии?
— Я не хвастался. Это ты хвастался.
— Хорошо, тогда кто же ходит с папой по леднику каждое лето?
Они редко ссорились, а когда до этого доходило, Маркус всегда сдавался, на этот раз страх перед встречей с Дианой Мортенсен был сильнее досадного чувства от ссоры с Сигмундом.
— Если я встречусь с Дианой Мортенсен, я упаду в обморок.
— А если не встретишься, случится что-нибудь похуже. Подумай о Мэрилин Монро.
— Зачем мне о ней думать?
— Она покончила с собой.
— Гад вонючий, — сказал Маркус и пошел домой.
Через час он позвонил Сигмунду.
— Встречаемся, — прошептал он.
— Что?
— Встречаемся в «ПД». Через полчаса.
* * *
— Как мы будем готовиться?
Он спросил тихо, почти шепотом, но совершенно отчетливо без дрожи в голосе. Он знал, что если не примет приглашение Дианы Мортенсен на бокал шампанского в Хортене, то никогда себе этого не простит.
— Сделай вид, что ты Маркус Симонсен-младший.
С ужасом он уставился на Сигмунда. Его не удивило, что у того готов план, но его потрясло, насколько этот план безнадежен. Диана хотела увидеть не младшего, а старшего. Предстать перед ней в образе жалкого миллионерского сынка было бы бедной, просто ничтожной заменой настоящему миллионеру, который, к сожалению, был не настоящим, а всего лишь бредовой идеей какого-то тринадцатилетнего идиота.
