– Извините, что звоню так поздно. Но я вспомнил, что вы, скажем так, ведете ночной образ жизни, и понадеялся, что вы не изменили этой своей привычке.
Клифиш рассмеялся:
– Верно, я редко ложусь в кровать раньше пяти утра. Если у меня нет дел в суде, то я предпочитаю спать, пока чернь суетится. Чему обязан?
– Насколько я помню, вы член «Нерегулярных с Бейкер-стрит».
– Да, имею честь состоять.
– В таком случае вы, вероятно, сумеете мне помочь.
Клифиш откинулся на спинку кресла.
– А вы что, работаете над каким-то научным проектом, связанным с Шерлоком Холмсом?
– Нет, я специальный агент ФБР, и меня интересуют серийные убийства.
Последовало короткое молчание – Клифиш переваривал услышанное.
– Не представляю, чем именно могу быть вам полезен.
– Позвольте изложить вам дело в сжатом виде. Поджигатель сжег дом и его обитателей в горнолыжном курорте Роринг-Форк, штат Колорадо. Вы знаете про Роринг-Форк?
Естественно, Клифиш слышал про Роринг-Форк.
– В конце девятнадцатого века Роринг-Форк был сообществом добытчиков серебра. Любопытно, что здесь останавливался Оскар Уайльд, когда читал лекции в Америке. Пока он был там, один из добытчиков поведал ему довольно красочную историю. Это была история о гризли-людоеде.
– Прошу вас, продолжайте, – сказал Клифиш, который все никак не мог понять, куда его выведет эта странная история.
– Уайльд в свою очередь пересказал эту историю Конан Дойлу. Это случилось летом тысяча восемьсот восемьдесят девятого года за обедом в отеле «Лэнгхам». Похоже, история произвела на Конан Дойла сильное впечатление – сильное, неприятное и длительное.
Клифиш ничего не ответил. Он, конечно, знал о том легендарном обеде. Нужно будет перечитать запись в дневнике Конан Дойла, чтобы освежить это в памяти.
– По моему мнению, услышанная история настолько поразила Конан Дойла, что он вплел ее – соответствующим образом обработав – в свое произведение. Это была некая попытка катарсиса. Я имею в виду «Собаку Баскервилей».
– Любопытно, – сказал Клифиш. Насколько ему было известно, подобных соображений еще никто не высказывал. Если такой поворот окажется многообещающим, то он сможет даже вылиться в монографию для «Нерегулярных». Автором, конечно же, будет сам Клифиш: он в последнее время искал новую тему для исследования. – Но все же не вижу, чем я могу помочь. И конечно, не понимаю, как это может быть связано с поджогом, который вы расследуете.
– Что касается последнего, то я бы предпочел промолчать. А если говорить о первом деле, у меня есть веские основания считать, что Конан Дойл знал больше, чем рассказал.
– То есть больше, чем об этом сказано в «Собаке Баскервилей»?
– Совершенно верно.
Клифиш выпрямился. Это было не просто интересно – это было исключительно. Мысли его метались.
– Что вы имеете в виду?
– То, что Конан Дойл, вероятно, написал больше об этом медведе-людоеде где-то в другом месте. Возможно, где-то в своих письмах или неопубликованных работах. Вот поэтому-то я вам и звоню.
– Знаете, Пендергаст, в ваших словах, вероятно, что-то есть.
– Объясните, пожалуйста.
– В конце жизни Конан Дойл предположительно написал последнюю историю о Шерлоке Холмсе. О ней ничего не известно – ни сюжета, ни даже названия. Говорят, что Конан Дойл предлагал ее издателям, но рукопись неизменно возвращали, мотивируя отказ тем, что публика не сможет переварить такое. Что случилось с этим рассказом, неизвестно. Большинство считает, что он уничтожил рукопись. С тех пор потерянный рассказ про Холмса вошел в легенды, все члены «Нерегулярных» постоянно дискутируют на эту тему.
На другом конце было молчание.
– Говоря по правде, Пендергаст, я, вообще-то, подозревал, что это одна из обычных выдумок про Холмса. Их великое множество, как вы знаете. Или какой-нибудь скучный анекдот, увековеченный Эллери Куином
[22]
. Но с учетом того, что вы сказали, я начинаю думать, что такой рассказ и в самом деле существовал. А если существовал, то он мог… – Голос его смолк.
– Мог включать нерассказанную историю, которая всю жизнь преследовала Конан Дойла, – закончил за него Пендергаст.
– Именно.
– У вас есть представление, каким образом можно подступиться к поискам этой истории?
– Так сразу не могу вам сказать. Но как член «Нерегулярных» и знаток Холмса, я имею в своем распоряжении различные ресурсы. Это может быть чрезвычайно любопытной новой областью исследования.
Мозг Клифиша заработал еще быстрее. Обнаружить утраченную работу о Шерлоке Холмсе после стольких лет…
– Какой у вас адрес в Лондоне? – спросил Пендергаст.
– Пятьсот семьдесят два, Мэрилбоун-Хай-стрит.
– Надеюсь, вы не будете возражать, если я нанесу вам визит в ближайшем будущем?
– Насколько ближайшем?
– Дня через два. Как только смогу оторваться от расследования этого поджога. Я остановлюсь в отеле «Коннот».
– Отлично. Буду рад снова с вами встретиться. А я тем временем проведу кое-какое предварительное расследование, и мы сможем…
– Да, – оборвал его Пендергаст. Его голос резко изменился, в нем послышалось какое-то волнение. – Да, спасибо. Постараюсь приехать. Но сейчас, Клифиш, мне нужно спешить. Вы уж меня извините.
– Что-то случилось?
– Кажется, горит еще один дом.
С этими словами Пендергаст положил трубку, и на линии воцарилась тишина.
Глава 30
Даже прокладывая себе дорогу оглушительным воем сирен и многократными окриками через мегафон полицейской патрульной машины, шеф полиции Моррис не смог подобраться к полицейскому управлению ближе чем на квартал, настолько плотно стояли здесь машины и люди. А ведь еще и восьми утра не было. После второго поджога история вышла на общенациональный уровень (и неудивительно, с учетом личностей погибших), поэтому все криминальные репортеры были здесь и все телевизионные новостные шоу говорили об этом, включая Си-эн-эн и еще бог знает кого.
Шеф полиции пожалел, что сам сел за руль и с ним нет никого, кто помог бы ему выпутаться из этой ситуации. Оставалось только одно: выйти из машины и попробовать пробиться через эту толпу идиотов. Они окружили его полицейскую машину. Камеры наезжали на него, микрофоны покачивались перед его лицом, как дубинки. Он всю ночь провел на пожарище (пожар начался в восемь вечера) и был грязный, от него пахло дымом, он кашлял, едва держался на ногах и вообще плохо соображал. Не лучшее состояние для того, чтобы предстать перед репортерскими камерами.
