Имя. Дата рождения. Дата и место выдачи паспорта. Под пальто я весь обливаюсь потом. Вокруг – влажные дышащие людские тела.
– Есть ли у вас при себе документы, подтверждающие ваше гражданство? – спросила она.
– То есть?..
– Старый паспорт? Свидетельство о рождении, документ о принятии в гражданство?
– У меня с собой карточка социального страхования. Удостоверение личности, выданное штатом Нью-Йорк. Из Штатов мне по факсу могут переслать свидетельство о рождении.
– Отлично. Этого должно хватить.
Правда? Я аж замер. Всего-то?
– У вас есть доступ к компьютеру?
– Ээээ… – В отеле же есть компьютер? – Да, конечно.
– Так, – она продиктовала мне адрес интернет-страницы, – вам нужно будет загрузить, распечатать и заполнить аффидавит по поводу вашего потерянного или украденного паспорта, а потом принести его нам сюда. Мы находимся рядом с Рейксмюзеумом. Знаете, где это?
На меня навалилось такое облегчение, что я так и застыл на месте, пока меня психоделичным туманом окутывал шум и гам толпы.
– Значит, так, вот что мне от вас понадобится, – сказала мисс Калифорния, ее бойкий голос выдернул меня из разноцветных горячечных грез. – Аффидавит. Факс свидетельства о рождении. Две фотографии пять на пять сантиметров на белом фоне. Да, и еще – копия заявления в полицию.
– Что? – вздрогнули.
– Я же вам сказала. Если вы потеряли паспорт или если у вас его украли, нам необходимо, чтобы вы обратились в полицию.
– Я… – Я уставился на жутковатую процессию арабских женщин с закрытыми чадрой лицами, они, с ног до головы в черном, медленно скользили мимо меня. – У меня на это нет времени.
– То есть?
– Ну, в Америку я прямо сегодня не улетаю. Просто, – я не сразу пришел в себя, меня скрутило таким приступом кашля, что слезы на глазах выступили, – мой поезд в Париж отходит через два часа. Ну и – понимаете, я не знаю, что делать. Боюсь, что не успею собрать все бумажки и еще заскочить в полицию.
– Что ж, – с сожалением, – знаете, и мы вообще-то закрываемся через сорок пять минут.
– Что?
– Да, сегодня у нас короткий день. Сочельник ведь. Завтра мы будем закрыты и все выходные тоже. Мы снова откроемся в восемь тридцать утра в понедельник после Рождества.
– В понедельник?!
– Слушайте, мне очень жаль, – вздохнула она. – Такие дела быстро не делаются.
– Но мне нужно уехать, случай экстренный! – из-за болезни я совсем охрип.
– Экстренный? Что у вас за обстоятельства – семейные, медицинские?
– Я…
– Потому что в чрезвычайных ситуациях мы можем оказать вам экстренную помощь и в нерабочие часы. – Вся ее приветливость исчезла, она затараторила, читала по бумажке, я слышал, как где-то вдалеке у нее звонит телефон, будто в прямом эфире на радио. – К несчастью, такую помощь мы оказываем только в самых крайних случаях, когда речь идет о жизни и смерти, более того, перед тем как выдать вам временный паспорт, наши сотрудники должны удостовериться в том, что ситуация действительно чрезвычайная. Поэтому если причина вашей сегодняшней поездки в Париж – чья-то смерть или тяжелая болезнь и если вы можете предоставить информацию, подтверждающую это, например аффидавит от лечащего врача, священника или распорядителя похорон, то…
– Я… – В понедельник? Черт! Про заявление в полицию даже думать не хотелось. – Простите, послушайте… – Она хотела уже вешать трубку.
– Все верно. Приносите все документы в понедельник, двадцать восьмого. Ну и, как подадите заявление, мы уж постараемся все вам побыстрее оформить, – простите, секундочку, – щелчок. Снова ее голос, только тише. – Доброе утро, вы позвонили в консульство Соединенных Штатов Америки в Нидерландах, пожалуйста, не вешайте трубку. – И тотчас же телефон зазвонил снова. – Доброе утро, вы позвонили в консульство Соединенных Штатов Америки в Нидерландах, пожалуйста, не вешайте трубку.
– И как быстро вы сможете выдать мне новый паспорт? – спросил я, когда она снова подняла трубку.
– Как только подадите заявление, оформим все за десять рабочих дней максимум. Учтите – рабочих дней. Понимаете, в обычное время я бы постаралась и сделала вам все за неделю, но праздники ведь, сами понимаете, у нас тут все вверх дном, и до самого Нового года у нас вообще непонятно, что с расписанием. Поэтому, вы уж простите, – прибавила она, потому что я потерял дар речи, – придется вам подождать. Новости нерадостные, сама понимаю.
– Но что же мне делать?
– Вам необходимо материальное вспомоществование?
– В смысле? – С меня градом лился пот.
Теплый зловонный воздух густо пропитан духом толпы, дышать практически невозможно.
– Вам нужны деньги? Временное жилье?
– Как же я попаду домой?
– Вы живете в Париже?
– Нет, в США.
– Знаете, насчет временного паспорта – у временного паспорта нет специального чипа, с которым вы можете въехать в США, поэтому, честно, вам проще дождаться нового паспорта, быстрее вы туда въехать никак не сможете. – Дзынь, дзынь, дзынь. – Минуточку, сэр, не вешайте, пожалуйста, трубку.
– В общем, меня зовут Холли. Хотите, я вам оставлю свой добавочный, на всякий случай – вдруг, пока вы здесь, у вас возникнут какие-то проблемы или понадобится помощь?
3
Отчего-то температура у меня всегда подскакивала к вечеру. Но я так долго проторчал на холоде, что теперь она поднималась рваными, дергаными скачками, как тяжелый предмет, который рывками затаскивают на веревке вверх, на высокое здание, поэтому когда я шел обратно, то не очень понимал, как я вообще двигаюсь и почему еще не свалился, и как это мне удается сделать хоть шаг, какое-то зыбкое, скользящее забытье несло меня над дождливыми переулками между каналов, поднимало к сквознякам и безликим крышам, откуда я глядел сверху сам на себя; зря я не поймал такси на вокзале, я без конца видел перед собой то пакет в мусорном баке, то блестящее, розовое лицо кассирши, то Бориса – у него в глазах слезы, на руках кровь, он держится за обожженное пятно на рукаве; ревел ветер, голова у меня пылала, то и дело я дергался, замечая краем глаза какие-то темные эпилептические подрагивания: всплески черного, померещилось, нет там никого, да и, кстати, на улицах вообще никого не было – разве что промелькнет под моросящим дождиком сгорбленный велосипедист.
Голова тяжелая, горло болит. Когда я наконец поймал такси, оказалось, что до отеля идти оставалось всего-то пару минут. Одна хорошая новость: когда я, дрожа, промерзнув до костей, зашел к себе в номер, то увидел, что там прибрались, а мини-бар, который я опустошил – даже “Куантро” и тот выпил, – снова набили под завязку.
Я вытащил из бара сразу две бутылочки джина, смешал их с горячей водой из-под крана и уселся возле окна в обтянутое штофом кресло – свесив вниз руку с бокалом, глядя, как утекают часы: глаза закрываются, сижу в полусне, строгий зимний свет качается параллелограммами от стены к стене, они соскальзывают на ковер, истончаются и бесследно исчезают, и вот уже пора ужинать, желудок у меня свело, а горло саднит от желчи, а я так и сижу там, в потемках.
