– О, – произнесла миссис Барбур, удивленно помолчав секунду-другую. Теперь ее застали врасплох. Если даже миссис Барбур хоть когда-нибудь и выбиралась южнее Четырнадцатой улицы, я ни о чем таком не слышал. – Ну ладно. Посмотрим.
– Не покупать, конечно. Просто посмотреть. У него там есть симпатичные штуки.
Она моргнула.
– Да, конечно, – сказала она. Миссис Барбур казалась до странного сбитой с толку, взгляд у нее был какой-то растерянный, застывший. – Да, как славно. Конечно, я буду рада с ним познакомиться. Может, мы знакомы?
– Нет, вряд ли.
– Ну, все равно. Прости, Энди. Я должна перед тобой извиниться. И перед тобой, Тео.
Передо мной? Я не знал, что и сказать. Энди, украдкой посасывая кончик большого пальца, только плечом дернул, когда она унеслась из комнаты.
– Что случилось? – тихонько спросил я.
– Она расстроена. Ты тут вообще ни при чем. Платт вернулся, – прибавил он.
Только теперь я обратил внимание на приглушенную музыку, несущуюся из дальнего конца квартиры – тяжелый, нутряной гул.
– А почему? – спросил я. – Что такое?
– В школе что-то случилось.
– Плохое что-то?
– А бог знает, – безучастно ответил он.
– Так у него проблемы?
– Похоже на то. Но все молчат.
– Но что случилось-то?
Энди скривился: да черт его знает.
– Когда мы пришли из школы, он уже был дома – музыка играла. Китси обрадовалась, помчалась, чтоб сказать привет, а он разорался и захлопнул дверь прямо у нее перед носом.
Я вздрогнул. Китси боготворила Платта.
– Потом пришла мама. Пошла к нему в комнату. Потом долго сидела на телефоне. Что-то мне подсказывает, что и папа уже домой едет. Они сегодня вечером должны были ужинать с Тикхорами, но, кажется, все отменилось.
– А с ужином что? – спросил я, помолчав немного.
Обычно в будни мы с Энди ужинали возле телика, заодно делая домашку, но раз Платт дома, мистер Барбур вот-вот появится и все планы на вечер отменены, то, похоже, нас ждал ужин в кругу семьи.
Энди характерным жестом – суетливо, по-старушечьи, поправил на носу очки. И хоть у меня волосы были темные, а у него светлые, я лишний раз отметил, до чего в этих подобранных миссис Барбур очках, точь-в-точь как у Энди, я выгляжу как его брат-зубрила – я это особенно стал замечать с тех пор, как одна девчонка в школе обозвала нас “братья Глупики” (или, может, “братья Тупики” – да и какая разница, все равно, комплиментом это уж точно не было).
– Давай-ка дойдем до “Серендипити” и съедим по гамбургеру, – сказал Энди. – Что-то мне совсем не хочется тут быть, когда папа придет домой.
– И меня возьмите! – неожиданно прискакала и чуть не врезалась в нас раскрасневшаяся, запыхавшаяся Китси.
Мы с Энди переглянулись. Китси даже на автобусной остановке старалась встать от нас подальше.
– Ну пожалуйста, – провыла она, глядя то на меня, то на Энди. – Тодди на футбольной тренировке, у меня деньги есть, не хочу с ними тут одна оставаться, ну пожалуйста!
– Слушай, ну пусть, – сказал я Энди, и Китси одарила меня благодарным взглядом.
Энди сунул руки в карманы.
– Ладно, – сказал он безо всякого выражения.
Они словно две белые мышки, подумал я, только Китси – мышка-принцесса, комочек сахарной ваты, а Энди – скорее понурый, анемичный мышонок из зоомагазина, которого покупаешь, чтоб скормить боа-констриктору.
– Шевелись тогда. Живо! – сказал он, потому что она все стояла, раскрыв рот. – Ждать я тебя не собираюсь. И деньги не забудь, потому что платить за тебя я тоже не собираюсь.
13
Чтоб поддержать Энди, я пару дней после этого не ездил к Хоби, хоть атмосфера в доме была такой напряженной, что уехать так и подмывало. Энди был прав: никак нельзя было понять, что же такого натворил Платт, потому что мистер и миссис Барбур вели себя так, будто ничего не случилось (да только видно было – случилось), а сам Платт молчал как рыба и за едой сидел угрюмо над своей тарелкой, завесив лицо волосами.
– Уж поверь мне, – сказал Энди, – лучше, когда ты здесь. Они разговаривают и хоть как-то стараются быть нормальными.
– Как по-твоему, что он сделал?
– Честно, не знаю. И знать не хочу.
– Да хочешь.
– Ну да, – сознался Энди. – Ноя правда вообще без понятия.
– Как думаешь, он списывал? Воровал? Жевал жвачку в церкви? Энди пожал плечами:
– В прошлый раз, когда у нас с ним были проблемы, он ударил кого-то по лицу клюшкой для лакросса. Но и тогда все было не так. – И вдруг, совершенно неожиданно: – Мама больше всех любит Платта.
– Думаешь? – уклончиво переспросил я, хоть и знал, что это чистая правда.
– Папина любимица – Китси. А мама любит Платта.
– Тодди она тоже очень любит, – сказал я и только потом сообразил, как это прозвучало.
Энди поморщился:
– Если б я не был так похож на маму, – сказал он, – то решил бы, что меня подменили в роддоме.
14
Отчего-то во время этого тягостного антракта (наверное, потому что загадочные проблемы Платта напомнили мне о моих собственных) мне в голову пришла мысль: может, стоит рассказать Хоби про картину, ну или – по крайней мере – как-то туманно коснуться в разговоре этой темы и посмотреть, как он отреагирует. Но я совсем не знал, как к этому подступиться. Картина так и лежала дома, там, где я ее бросил, в сумке, которую я принес из музея. В тот жуткий день, когда я заходил домой за школьными вещами, сумка так и стояла там, возле дивана, и я старательно обходил ее, будто бомжа с протянутой рукой на тротуаре, все время спиной ощущая бледный холодный взгляд миссис Барбур, которая стояла в дверях, скрестив руки на груди, и оглядывала нашу квартиру и мамины вещи.
Все было так сложно. Стоило мне вспомнить о картине, и у меня живот сводило, так что первым побуждением было прихлопнуть крышку, подумать о чем-то другом. К несчастью, я затянул с этим своим молчанием, а теперь и вовсе казалось, что открывать рот уже поздно. И чем больше времени я проводил с Хоби, с его изувеченными хепплуайтами и чиппендейлами, со старыми вещами, о которых он так усердно заботился, тем больше понимал, как нехорошо про это молчать. А что если кто-то найдет картину? Что со мной будет? Например, домовладелец мог зайти в квартиру – у него же был ключ, хотя, даже если он и зашел бы, вряд ли прямо сразу на нее бы наткнулся. И все равно я понимал, что играю с огнем, оставив ее валяться там и оттягивая принятие решения.
И дело-то было не в том, что мне не хотелось ее возвращать, если б можно было ее вернуть каким-нибудь чудесным способом, силой мысли, например – вернул бы в ту же секунду. Но я никак не мог придумать, как бы сделать это так, чтоб еще не подвергнуть опасности ни картину, ни себя самого. После взрыва по всему городу расклеили объявления о том, что вещи, оставленные без присмотра, будут уничтожать на месте, и это положило конец большинству моих гениальных планов куда-нибудь ее анонимно подбросить. Любой подозрительный чемодан или сверток и проверять не станут, взорвут и всё.
