Я задолбался вычищать бассейн (а обязанность эту практически перевалили на меня), кстати, еще и потому, что Ксандра вечно забывала то купить всю эту химию, то покупала не то.
Борис потер глаза запястьями.
– Я серьезно, Поттер. Она его боится. Хочет с ним порвать, но боится. Пытается уговорить его в армию записаться.
– Ты лучше сам смотри, чтоб этот парень до тебя не докопался.
– До меня? – фыркнул он. – Я за нее боюсь. Она такая крошка! Тридцать семь кило!
– Да-да.
Котку вечно заявляла, что у нее “пограничная анорексия”, и могла с полпинка переполошить Бориса, сказав, что целый день ничего не ела.
Борис съездил мне по уху.
– Ты тут целыми днями один торчишь, – сказал он, усаживаясь рядом и опуская ноги в воду. – Приходи сегодня вечером к Котку. Приводи кого-нибудь.
– Например?
Борис пожал плечами:
– А та вот штучка-блондиночка, с пацаньей стрижкой, из твоего класса по истории? Пловчиха которая?
– Хэдли? – я помотал головой. – Забудь.
– Да! Давай! Она клевая! И она согласится, сто пудов!
– Уж поверь мне, это плохая идея.
– Я ее сам спрошу. Давай! Она всегда с тобой приветливая, всегда общается. Давай ей позвоним?
– Нет! Дело совсем в другом… Стой! – сказал я – он вскочил было, и я ухватил его за рукав.
– Слабо?
– Борис! – Он уже шел в дом, к телефону. – Не надо. Правда. Она не пойдет.
– Это почему?
Насмешечка в его голосе меня взбесила.
– Честно? Потому что… – у меня чуть было не вырвалось: “потому что Котку – шлю. но вместо этого я сказал: – Слушай, Хэдли – отличница, все такое. Да не захочет она тусить у Котку.
– Чего? – спросил Борис, крутнувшись назад, взъярившись. – Вот же шлюха. Что она наговорила?
– Ничего. Просто…
– Говорила! – Он ломанулся обратно к бассейну. – Давай-ка выкладывай.
– Да брось ты. Ничего такого. Остынь, Борис, – сказал я, увидев, как он завелся. – Котку в сто раз старше. Они даже в разных классах.
– Сука курносая. Да что Котку ей сделала?
– Остынь!
Я уставился на бутылку водки, которую, будто световой меч, пронизывал чистый белый луч солнца. Борис уже порядочно набрался, а мне только драки сейчас не хватало. Но и сам я был такой пьяный, что никак не мог придумать, как бы так шутя и играючи перевести разговор на другое.
3
Борис нравился куче других девчонок получше – в особенности Саффи Касперсен, датчанке, которая говорила по-английски со звонким британским акцентом, выступала с небольшой ролькой в “Цирке дю Солей” и на стопятьсот процентов была самой красивой девчонкой в нашей параллели.
Саффи вместе с нами злилась в интенсиве по английскому (где, между прочим, довольно толково рассуждала про “Сердце – одинокий охотник”), и хоть и считалось, что она всех сторонится, Борис ей нравился. Заметно было. Она смеялась, когда он шутил, выделывалась, работая с ним в одной группе, и однажды я видел, как она оживленно беседовала с ним в коридоре – Борис отвечал ей так же оживленно, очень по-русски размахивая руками. Но – непонятно почему – его к ней, похоже, вообще не тянуло.
– Но почему? – спрашивал я его. – Она в нашем классе самая красивая.
Я всегда думал, что датчане – огромные и светловолосые, но Саффи была миниатюрной брюнеткой, с чем-то таким сказочным во внешности – на постановочных фото качество это только усиливалось из-за сверкающего сценического макияжа.
– Симпатичная она, да. Но не секс.
– Борис, она же чистый секс! Ты сдурел, что ли?
– Ай, она слишком много учится, – сказал Борис, шлепаясь на пол рядом со мной – в одной руке пиво, другой перехватывает у меня сигарету. – Слишком правильная. Она или зубрит все время, или репетирует. Котку, – он выдохнул облачко дыма, вернул мне сигарету, – она как мы.
Я молчал. Когда это я умудрился перейти из стана ботаников в разряд тупорылых отщепенцев вроде Котку?
Борис подтолкнул меня локтем:
– Похоже, она тебе самому нравится. Саффи.
– Не, не особо.
– Нравится. Позови ее на свидание.
– Может, как-нибудь, – сказал я, хотя знал, что мне духу не хватит.
В моей бывшей школе иностранцы и школьники, учившиеся по обмену, вежливо держались себе особняком, и потому девочка типа Саффи там была бы подоступнее, но тут, в Вегасе, она была уж слишком популярной, слишком много рядом с ней крутилось народу, да и куда бы мы пошли с ней – тоже ведь серьезная проблема. В Нью-Йорке все было бы не в пример проще: сводил бы ее на каток, позвал бы в кино или в планетарий. Но что-то я сомневался, что Саффи Касперсен станет нюхать клей, пить сныканное в бумажный пакет пиво или делать еще что-то, чем мы обычно занимались с Борисом.
4
Мы по-прежнему виделись с ним – хоть и не так часто. Все чаще и чаще вечера он проводил с Котку и ее матерью, в “Апартаментах К&К” – временный отельчик на самом-то деле, бывший мотель на шоссе между аэропортом и Стрипом, который прогорел еще в пятидесятых, где мужики, похожие на нелегальных иммигрантов, толпились во дворе вокруг пустого бассейна и переругивались насчет запчастей к мотоциклам. (“К&К? – спросила Хэдли. – Знаешь ведь, что это значит? “Клопы и крысы”.)
Борис, слава богу, нечасто приводил Котку ко мне домой, но даже когда ее с нами не было, он только и делал, что о ней говорил. У Котку офигенный музыкальный вкус, она ему записала диск с улетным хип-хопом, я просто обязан это послушать. Котку любит, чтоб пицца была только с зеленым перчиком и оливками. Котку очень, очень хочет синтезатор – а еще сиамского котенка или, может, хорька, только в “К&К” животных держать не разрешают.
– Ну правда, Поттер, тебе надо с ней почаще общаться, – сказал он, толкая меня плечом. – Она тебе понравится.
– Да брось ты, – ответил я, сразу вспомнив, как по-издевательски она всегда себя со мной ведет – смеется невпопад, злобненько так, и вечно командует, чтоб я ей пиво таскал из холодильника.
– Нет! Ты ей нравишься! Нравишься! В смысле она тебя считает – ну вроде как младшим братишкой. Это она так сказала.
– Да она мне в жизни и слова не сказала.
– Это потому что ты с ней не разговариваешь.
– Вы с ней трахаетесь, да?
Борис нетерпеливо фыркнул – знак того, что все идет не по его.
– Извращенец, – сказал он, отбросив волосы с глаз. – А что? Ты как думаешь? Тебе, может, еще картинку начертить?
– Нарисовать – картинку.
– А?
– Фраза: “Тебе что, картинку нарисовать?”
