Составив этот психологический портрет, я совершенно успокоился и не собирался больше думать об этой женщине, а переместился на кухню в надежде встретить там кого-нибудь более подходящего. К сожалению, кухня пустовала, зато на столе лежала вчерашняя газета со статьей, в которой предсказывалось, что в Землю скоро врежется метеорит размером с железнодорожный вокзал.
— О боже, спасите меня! — вскричала упомянутая выше женщина, вбегая на кухню мгновением позже.
— Простите? — я оторвался от газеты.
— Меня преследуют, — она захлопнула за собой дверь.
— Кто?
— Ну почему я вечно попадаю в такие ситуации? Он — брат моего приятеля, мы договорились, что он подвезет меня домой, и, разумеется, он вообразил себе невесть что. Мне кажется, он опасен — не то чтобы совсем псих, но немного не в себе.
— Только немного?
— Если он войдет, можем мы сделать вид, что увлечены разговором?
— А может, примемся мурлыкать рождественский гимн?
— Извините. Должно быть, я веду себя неприлично.
— Хотите вина?
— Нет, но с удовольствием съем одну из этих морковок. Никогда мне не удается проголодаться в нужное время.
— Почему?
— Сама не знаю, но как-то выходит, что за завтраком есть совершенно не хочется, а к середине дня я уже умираю от голода. Сейчас, например, душу продала бы за пару печений.
Нужную жестяную коробку мы нашли у плиты. Заодно и познакомились.
— Так кого вы здесь знаете? — спросил я.
— Я дружу с Ником. Вы знаете Ника?
— Нет, а кто такой Ник?
— Приятель Джулии. Вы знаете Джулию?
— Нет. Вы знаете Криса?
— Нет.
— А как вышло, что Вы собрались ехать на машине старины Хендрикса?
— Он живет недалеко от меня, в Хаммерсмите.
[18]
Не понимаю, почему со мной вечно такое случается. Я веду себя дружелюбно с людьми, которых лучше бы сразу отшить. Но этого я просто не умею делать — наверное, боюсь их обидеть, потому и веду себя по-дружески.
— Хотите, чтобы все вас любили?
— А разве вы — нет?
— Естественно, хочу.
— Раз уж речь зашла об этом Хендриксе, вот что я вам скажу: терпеть не могу людей, которые стараются выглядеть модными. Нет, я не против моды, но противно, когда ради нее лезут из кожи вон. Это как те люди, которые пытаются произвести на тебя впечатление, демонстрируя свой интеллект. Но если человек и правда читал Аристотеля в академических изданиях, у него должно быть достаточно такта, чтобы не кричать об этом на каждом углу.
— Вы говорите о конкретном человеке?
— Да. Пожалуй. В любом случае, вас это не касается, ведь мы едва успели познакомиться.
— И что?
— Готова спорить, вы уже забыли мое имя.
— Как я мог забыть такое имя, как Харриет?
— Запросто. Но вот вам более насущный вопрос: почему вы не смогли запомнить такое имя, как Изабель?
— Откуда вы узнали, что я его забыл?
— Потому что я сама долго была такой же. А потом прочитала в газете статью о людях, которые с трудом запоминают имена. Оказывается, это свойственно тем, кто слишком беспокоится о том, какое впечатление производит на других, а потому не уделяет собеседнику достаточно внимания.
— Рад, что вы растолковали мне, что к чему.
— Извините. Я нагрубила вам? Я бываю грубой, вам следует это знать.
Она коротко улыбнулась, потом задумчиво отвела взгляд. Волосы у нее были темно-каштановые, слегка вьющиеся, средней длины. Под ярким светом люминесцентной лампы кожа казалась очень бледной, на левой стороне подбородка я заметил маленькую родинку, а глаза (сейчас пристально изучавшие дверцу холодильника) были обыкновенные, орехово-карие.
— Чем вы зарабатываете на жизнь? — спросил я, просто чтобы не слушать, как из крана капает вода.
— Терпеть не могу такие вопросы.
— Почему?
— Потому что люди полагают, что ты — это всего лишь твоя работа.
— Я так не думаю.
— Посмотрите на магниты, налепленные на дверцу. Сплошь знаменитости. Картер, Горбачев, Садат,
[19]
а вот это, похоже, Шекспир. Какой милый, не правда ли? — с этими словами она сняла магнитный барельеф и погладила его по лысой пластмассовой голове. — Я работаю в компании под названием «Пейперуэйт»; мы производим всякие канцелярские товары. Раньше дело ограничивалось тетрадями, блокнотами и дневниками, а теперь к ним добавились еще ластики, карандаши и папки. Моя должность — помощник по производству. Не сказать, чтобы я с детства мечтала о такой работе, и, возможно, в будущем займусь чем-то другим, но мне подвернулось это место, а счета надо оплачивать, сами знаете. В общем, обычная история.
Последовала пауза: на кухню заглянули двое гостей, взяли бутылку вина и испарились вместе с ней. К этому времени я успел несколько изменить свое мнение об Изабель, хотя еще несколько минут назад считал вердикт, вынесенный ранее, окончательным. Теперь она больше не казалась мне поклонницей поп-звезд и спасительницей австралийских муравьедов, и, хотя я еще не решил, что же она такое, столь резкая перемена напоминала о том, как сильно предубеждение (положительное или не очень) влияет на наше восприятие. Мы видим других людей эгоистически: в зависимости от того, как они относятся к нам. Отсюда и та устрашающая легкость, с которой мы решаем, что Сталин был бы не так уж плох, если бы не ГУЛАГ, а гостья на вечеринке оказывается весьма интересной особой после того, как попросит продиктовать ей наш почтовый адрес.
— Вы регулярно массируете десны? — спросила Изабель.
— Не знаю.
— Я тоже не знала, но сегодня побывала у дантиста и он сказал мне, что нет. Судя по всему, это серьезная проблема. Почти у сорока процентов людей плохие десны, а с возрастом это может привести к ужасным последствиям. Вот в чем главная ошибка: многие считают, что должны как можно энергичнее водить туда-сюда зубной щеткой, и тогда всё будет в порядке. А на самом деле нужно просто приложить щетку к десне и очень нежно массировать — вот так, круговыми движениями…
«Вот чудачка, — подумал я, — а улыбка милая. Застенчивая». Я подумал было о том, любит ли она возиться в саду, однако, когда настало время для моей реплики, спросил другое:
— А электрической зубной щеткой вы когда-нибудь пользовались?
Изабель ответила, что пользовалась несколько раз; такая щетка была у ее матери, но уже год как сломалась.
