– Какой камень? – удивилась Шура.
– Ну, чё вы, Господи помилуй, – монах даже перекрестился. – Да видь камень Господень только у нас. Он ишшо при Иване Васильевиче с неба свалился, так видь для него же беспутного, чтоб царство не распускал! Господь помазанников своих не бросает.
– С неба, говорите. Метеорит что ли? – уточнила девушка. – И до сих пор то место, куда метеорит угодил, небось, красной лентой огорожено?
– Сама ты метеорит! – монах насупился, мол, что бабе объяснять, если голова у ней только чтобы волосы носить.
– Да вы простите, батюшка, – повеличала его Шура, – только я раньше про этот камень вовсе не слыхала. Вот и ёрничаю почём зря.
– Как? – искренне удивился монах. – Значит обязательно заехать надо, видь недаром же…
Шура поняла, что действительно недаром, но когда возвращаться будет, она ещё не знала. На север вовсю наступала осень. Долго ли ещё будет разрешено по воде переправляться – одному Богу известно. В воздухе, особенно по утрам, уже носился морозный подхвойный запах, какой появляется только на хрустальной ломкой границе меж зимой и осенью.
Через пару-троечку месяцев встанет лёд, и тогда точно на материк не попадёшь. С момента приезда прошло совсем немного времени, но дни очень быстро улетучиваются, уходят, исчезают. Оглянувшись, человек обычно удивляется: а где часы? дни? годы? Куда подевались? Ведь только что ушедшее вчера здесь было, ан не ухватишь уже!
Каждый отмахивается от этих взглядов прошлого, размышлений, но они не отстают и начинают вослед грозить пальчиком, при этом, громогласно хохоча, выделывая какие-нибудь антраша или пируэты задом наперёд, как бы стараясь подставить ножку. А что ты, любезная, в жизни сделала? Зачем толчёшься под ногами у монахов? Что ты можешь? – значит, не можешь ничего. Помни, человек состоит только из того, что может! Из чего же ты состоишь?
Эти коварные вопросы искушения ангел-соблазнитель подкидывает каждому, поэтому никто никогда не оглядывается без нужды в то самое прошлое, где всё плохое и хорошее до поры неприметным грузом лежит. Впрочем, сама нужда только и ждёт человеческой оглядки: оглянешься – одолеет!
Что за мысли опять лезут в голову? Всё можно успеть сделать: и заехать на Плещеево озеро, и написать икону «Богородица, воскрешающая Русь», и… да мало ли чего ещё. Важно, чтобы получилось всё задуманное! Главное уложиться в отпущенных тебе для жизни часах, днях, годах.
В тот же день Шурочка отыскала отца Агафангела, чтобы выяснить, сколько времени ещё отпущено ей на паломничество, которое вмещает не простое посещение монастыря и различные молебны, но, самое главное, начальное обучение иконографии, истории иконописи и прочим секретам монашеского творчества, которым обучиться где-нибудь, кроме как на Валааме, Шурочке вряд ли удастся.
Во всяком случае, нехитрая, но всё же сложная наука давалось легко, потому как за плечами девушки была Суриковка и не только. Если художник не нашёл себя в творчестве, то годен разве что на копирование чужого, на элементарную подделку. Смысл Шурочкиного таланта был другой, сакральный, но ему требовалась практическая реализация и наставления непосредственных иконописцев. Тем более, даже старец Николай пророчествовал, что икона будет писана не здесь, не на святоотеческом Валааме, колыбели старообрядчества и единственной памяти, оставшейся на Руси от Андрея Первозванного.
Отец Агафангел сразу ничего не сказал девушке. Он, как обычно, несколько минут помолчал, собираясь с мыслями:
– Решила уехать – не мечись, как курица перед телегой – уезжай! Лучше вернёшься, если нужна будет помощь. Я думаю, – вспоминал он, – тебе следует отправляться на Киприяна и Устинью. Этот праздник на следующий день после Покрова Богородицы, Ещё этим святым молятся, чтобы оборонили от нападков нелюдей, от чар и наваждений. Что б нечистая не тронула, я буду каждый день тебя поминать.
– А что, меня в миру ожидают какие-то неприятности? – насторожилась паломница. – То есть, отчитки отцом Николаем не достаточно?
– Не только тебя ожидает забота рогатых, – задумчиво произнёс монах. – Слыхала поди, Америка давно стала переключаться на идентификационные номера, на микрочипы, введённые под кожу? Говорят, там к этому относятся уже безбоязненно. Вот и наших православных стараются превратить в послушных баранов.
– Ну и что? Не только Америка, Европа тоже с удовольствием подключается, – девушка беззаботно пожала плечами.
– Эта волна уже достигла России, – вздохнул Агафангел. – Если и у нас примут электронного бога, то уже ничто мешать не будет явлению Машиаха.
– Антихриста?
– Да, – утвердительно кивнул иеромонах. – Даже наш игумен Панкратий хотел подчиниться правительственным требованиям, не принимая во внимание, что церковь отделена от государства и что у нас со «слугами народа» дороги разные.
– Я слышала, что ты, отец, принял в противостоянии государственным указам не последнее место, – улыбнулась Шурочка. – Вероятно, за это из Москвы и сослали сюда. Только ты до сих пор не понимаешь или не принимаешь жидо-масонских военных действий. Как будто всё нормально, всё, как всегда и точка. А эти христопродавцы давно и открыто развязали войну против всех, кто не с ними. Но везде и всегда во всеуслышание вопят, что беспокоятся, дескать, только о нас, то есть о народе.
– Да всё я знаю, – досадливо отмахнулся монах, – Давно уже делёж «Золотого миллиарда» происходит, только не заниматься же православным монахам кликушеством подобно этим же масонам!
До Шуры, наконец, дошло, что все свои открытия, которыми хотела поделиться с монахами, поразить их своими знаниями, как будто, бросив шубу с царского плеча, давным-давно известны. А её потуги просто смешны, но ей до сих пор никто ничего не сказал.
– Хорошо. Я это приму во внимание, – потупилась она, только на этот раз с непритворным смирением.
На том и порешили. Шура просчитала, сколько ей времени отпущено, и пыталась не терять его даром. Что все знания из иконописной мастерской, из архива, да в то же время и из всего монастыря не унесёшь, как ни нагружайся, давно известно. Осталось только уповать на принятый Шурой девиз: что Богом дадено, то моё. Остальное – либо несусветная чушь, либо отвлекающая от нужных дел мишура.
Проснувшись ночью, Шура не могла понять, как оказалась в помещении со сводчатым потолком. Куда её опять забросило блуждающее по миру и по струям времени сознание? Какое сонное наваждение опять будет послано из близкого, но недоступного Зазеркалья. Чего ожидать ещё в этой жизни, сочащейся приключениями из всех щелей? В следующую секунду девушка застонала от захлестнувшей сознание боли. Что это? Откуда опять нападки на разум, на тело?
Почему возникла боль? Излеченная память постаралась вернуть происходящее. Она находится в православном монастыре. На Валааме. Накануне было Всенощное бдение и Лития перед праздником Покрова Святой Богородицы. Завтра Киприян и Устинья. Поутру надо уезжать с острова, откуда же болезнь? И в праздничный день! Что ж за напасть такая? От Бога… а от Бога ли?
