Ладно. У нас с тобой этих разговоров ещё много будет. Ты ведь вернёшься к нам, когда отвезёшь икону в Дивеево?
– Конечно! – воскликнула Шура и постаралась разгладить рукой подступивший к горлу ком. Девушка с детства не была приучена проливать беспричинные слёзы, однако удушающий спазм налетал иногда без спросу.
Снова расставшись с мамой, которая души не чаяла в подрастающей внучке, особенно в воспитании девочки, Шура отправилась с Казанского вокзала поездом, проходящим через Арзамас-2. Когда-то верящие только в заветы Ленина-Бланка материалисты, пытались обезлюдить эти места в центре России и превратить здоровую российскую природу в атомный полигон, где выжить смогли бы разве что мутанты.
Шура понимала, чувствовала, что полезно выполнять советы Стаса. Хотя бы постараться с чего-то начать. Ведь сама Дева Мария сможет общаться с насельниками русских просторов через написанный Шурочкой образ. Единственно, что смущало девушку, это всё-таки поездка в Дивеево. Да, там Саровская пустынь, где отмаливал Россию отец Серафим Саровский, где сама Богородица отметила эту землю.
Честными верящими и верующими в Бога людьми оставались всё-таки старообрядцы, под страхом смерти не отступившие от заповедей Иисуса Христа, завезённые на Русь апостолом Андреем Первозванным. Кстати, того же Серафима Саровского художники всегда изображали с лестовкой
[88]
в руках, значит, святой тоже соблюдал старообрядческую веру.
Шурочка интуитивно чувствовала, что в Дивеево её ожидает какая-то опасность, но что сделано, то сделано. Она ехала без вещей. Единственным грузом являлась икона. Образ получился довольно красивый и удивительный. Сейчас самое главное, что требовалось, привезти её в Троицкий храм, как советовал Стас. Шура не знала, как всё сложится, но верила в заступничество Богородицы. Ведь недаром же ей было велено писать «Воскрешающую Русь».
Иконы приходили на землю только в самое нужное время. Недаром, Иверская икона Божьей Матери, которую на Афоне называют «Вратарница» приплыла к полуострову прямо по морю. А если сама Царица Небесная наказала написать образ и даже показала его, то и дальше надо поступать по завещанию Богородицы.
Поезд скрадывал километры, спешил на Восток к Арзамасу. В купе напротив художницы сидел молодой человек, из вежливости оказывающий внимание случайной спутнице, что Шурочке было больше, чем достаточно, поскольку никаких лишних знакомств просто не хотелось.
– А вы никак в Дивеево решили съездить? – поинтересовался купейный спутник.
Шуру, естественно, удивила догадливость собеседника, но она решила всё же выяснить – откуда это?
– Вы сами догадались или просто предположили?
– Да что тут предполагать? – хмыкнул мужчина. – Вы посмотрите в зеркало: молодая красивая, а одета как старуха. Да ещё голова платком замотана.
– Ну, знаете! – Шуру поразило мнение спутника. – Одеваюсь, как хочу! А вам, верно, нравятся попутчицы в юбках с завышенным подолом и заниженными гениталиями?
– Просто хочу отметить, что раньше вы уделяли одежде немножко больше внимания, чем теперь, – пожал плечами спутник.
– Откуда вы знаете?
– Человеческие повадки никогда не пропадают, – резюмировал мужчина. – Это примерно выглядит так: допустим, кто-нибудь научится водить автомобиль и даже если в лоскуты напьётся, то всё равно из-за руля не вылезет. Сознание, как и душа, неподвластно нашему греховодству. Если же человек, увлечённый потусторонними умствованиями, блудить начинает, тогда у него просто выключен или отсутствует совсем орган веры.
– Чего?! – Шура тут же вспомнила знакомство с монахом Агафангелом. Ведь он то же самое говорил! Фантастика!
– Орган веры, – охотно пояснил мужчина. – Ведь человек послан в этот мир не для того, чтобы требуху едой набить и сексом позаниматься.
Шура ничего не могла возразить, решила только, что эти обсуждения в данное время и в данном месте просто лишние. Тем более, ехать оставалось недолго. Молодой человек не возражал и добровольно замолк.
В Арзамасе поезд стоял всего две минуты, но пассажирам хватило времени покинуть железнодорожные вагоны. Поезда всех утомляли, и человек без сожаления прощался с временным жильём на колёсах. На привокзальной площади оказалось довольно много общественного транспорта, поэтому прибывшие в Арзамас принялись разбредаться по автобусам.
Шурочка уже знала, что транспортом ехать не очень далеко. Ещё час и автобус остановился недалеко от монастыря. День клонился к вечеру. Для монастырской жизни это было слишком поздно, только служба ещё, скорее всего не кончилась, потому что в монастырях вечерня, как и литургия, начинается рано, а заканчивается поздно.
Путь до монастыря оказался не таким уж долгим, или это Шурочке просто показалось, но служба действительно ещё не кончилась. Девушка в толпе других паломников вошла на территорию монастыря. Троицкий храм сразу попался на глаза: зелёного цвета, правда, с чёрными куполами, но, видимо, ещё не успели покрыть золотом.
Служба была в самом разгаре, то есть паломники прибыли как раз незадолго до елеепомазания. Женский придел был в левой части храма, и Шура простояла до конца без возражений. Потом всё же подошла к одному из батюшек и спросила про паломничество, но икону показывать пока не стала – мало ли что?
Решение показать икону самой игуменье после завтрашней литургии было наиболее приемлемо, поскольку паломницу разместили в такой же, похожей на Валаамскую, келье и оставили до утра в покое.
Но Шурочке не спалось. Едва дождавшись утра, она выспросила, где же Канавка, по которой Царица Небесная ходила. А когда ей показали где, взяла привезённую икону и отправилась прямо туда. Она шла одна, но скоро за ней то ли случайно, то ли нет, пристроились несколько монахинь и приезжих паломниц. По пути попался один из священников, наёмных работников женского монастыря, но он не обратил внимания на встречных матушек, мало ли какие утренние шествия у паломников! Команда из нескольких женщин медленно следовала по канавке. Шурочка шла впереди всех, опустив голову, держа перед собой написанную недавно Богородицу.
Вдруг прямо перед ней, казалось, из-подпространства возникла фигура. Вероятно, это был мужчина, забредший сюда по какой-то случайности. Хотя случайностью назвать такое довольно трудно, поскольку мужик завалился в Канавку, по которой ходила Богородица, под принятым где-то с утра градусом, а в руках держал огромный тесак.
Шедшие за художницей, держащей в руках икону, тоже заметили, что мужчина вырос, казалось, прямо из-под земли и прямо напротив Шуры. Та не ожидала никого увидеть в Канавке, тем более рано утром. Всё так же прижимая к груди икону, девушка подняла голову и вдруг узнала того, кто преградил ей дорогу.
– Телёнок? Ты откуда? Ты что?… – только и успела произнести Шура.
Больше она сказать ничего не смогла, даже если бы захотела. Роберт, то ли не узнал Шуру, пялясь на неё мутными, чуть ли не мёртвыми глазами, то ли под выпитой смелостью, вонзил ей тесак в живот и сделал круговой оборот оружием, пронзившем напрочь невинное тело. Но всё ж до него дошли слова, сказанные Шурой. Он впился взглядом в её лицо и, наконец, узнал давнишнюю свою любовь. Любовь, подарившую ему хозяина.
