Куколка презрительно фыркнула.
— Дорогая моя, клиенты, которых подбираешь на улице, требуют только одного — чтобы ты раздвинула ноги. А в публичных домах джентльмены платят много… и за эти деньги девушка должна визжать от удовольствия и закатывать глаза. — Она грубо хохотнула.
— А ты откуда знаешь? — спросила Мэри.
— Я же отработала два года у мамаши Гриффитс, разве нет?
— Я не знала.
Куколка ядовито улыбнулась.
— Значит, не все в мире ты знаешь. Наверное, с тех пор, как я вытащила тебя из той канавы, ты кое-чему и научилась, но все равно ты еще зеленая.
— Ну так расскажи мне про мамашу Гриффитс, — предложила Мэри. Ссориться ей не хотелось.
Куколка пожала плечами и помотала головой.
— Да что тут рассказывать? Лежишь на диване и ждешь, когда тебя отымеют, вот и весь разговор. Так что через два года я сбежала. Захотела свободы.
Мэри улыбнулась.
— Но проклятая сука послала за мной Цезаря, чтобы он преподал мне хороший урок.
— Кто такой Цезарь?
— Ну я же говорю — ты совсем еще зеленая, — с нежностью сказала Куколка. — Не знать Цезаря!
Она показала его Мэри на следующий день на Стрэнде. Цезарь оказался африканцем. Он был одет в белый бархат, а на голове у него возвышался ослепительной белизны парик. Черное, как лакированное эбеновое дерево, лицо резко выделялось на его фоне. На всем облике Цезаря лежал тот особый лоск, который могут дать только деньги.
— В следующий раз сможешь узнать его сама.
— Да, — прошептала Мэри. Она не сводила с Цезаря глаз.
— Говорят, он участвовал в бунте, — с нажимом сказала Куколка.
— Где?
— На невольничьем судне, где же еще! Ты совсем ничего не знаешь. В Вест-Индии. Черные восстали и перебили хозяев. Ну, так говорят. Можешь себе представить!
Мэри еще раз посмотрела на мужчину по имени Цезарь. Положив руку на бедро, он разговаривал с какой-то девушкой. На нем были безупречные панталоны из нежнейшей оленьей кожи, и Мэри почувствовала, как по спине у нее пробежала дрожь. Подумать только, когда-то этот человек был закован в цепи, а теперь он стоит тут и ему принадлежит едва ли не весь Стрэнд! Значит, Сьюзан Дигот говорила неправду. Не всегда люди остаются на том месте, что назначено им от рождения.
— Должно быть, это одна из его шлюх. А вон там, между колоннами, стоит другая. И те две, что кокетничают с гренадером, тоже его, — сказала Куколка. — Цезарь владеет всей улицей, от Джордж-Корт до Картинг-Лейн. И никто не смеет встать у него на пути. Говорят, у него сильная защита.
— Защита?
— Ну да. Черная магия, понимаешь?
Это было похоже на правду. Никто не отваживался подойти к сутенеру и его девице ближе чем на ярд. Толпа расступалась перед ним, словно воды перед Моисеем. И Мэри поняла почему — когда приблизилась достаточно, чтобы разглядеть нож Цезаря, подвешенный к его блестящему поясу. В воздухе висел дурманящий аромат его напомаженного парика. Цезарь улыбался. Мэри не посмела заглянуть ему в глаза. Она торопливо отступила назад, поближе к Куколке. Ужасная мысль вдруг пришла ей в голову.
— Но ведь… не может быть, чтобы это он…
Куколка потрогала шрам, как будто хотела убедиться, что он там, не отрывая глаз от царственной фигуры африканца.
— Ага. Цезарь в то время служил у мамаши Гриффитс. Это потом он стал сам себе хозяин. Имей в виду, я еще легко отделалась. Он меня пожалел, надо отдать ему должное.
— Легко отделалась? — Мэри протянула руку к изуродованной щеке подруги, но дотронуться не решилась. Как может Куколка говорить об этом так легко, словно произошедшее случилось не с ней, а с кем-то еще?
— Помнишь карточного шулера с половиной носа — мы видели его на днях?
Мэри кивнула.
— А на Пиг-Лейн нашли девушку, у которой вообще не было лица. Это тоже его работа. Говорили, что она задолжала ему денег и пустилась в бега.
Мэри представила себе, как огромный нож опускается ей на лицо, и зажала рот рукой.
— Ну что ж — если бы он плохо делал свое дело, его бы не нанимали, так? — разумно заметила Куколка.
Мэри ничего не ответила.
— Так что все могло быть гораздо хуже. Я называю это «поцелуй удачи». — Куколка постучала по шраму длинным, не очень чистым ногтем. Потом она закинула одну руку за плечи Мэри, и они неспешно пошли прочь. — Пусть это будет тебе урок, моя милая. Никогда не связывайся ни с сутенерами, ни с мамками, ни с публичными домами. Каждая сама за себя, помнишь? И вот тебе первое правило: никогда не расставайся со своей свободой.
Значит, это была свобода. Мэри уже начинала чувствовать на языке ее вкус: сладость пополам с тошнотворным, соленым страхом.
Куколка умела определять людей по покрою их платья и качеству материала. В этом ей не было равных. Она подмечала все детали, знала все ткани — от лионского бархата до дешевой фланели. Как-то в конце марта, который выдался на редкость холодным, они с Мэри возвращались с Кок-Лейн, что в Смитфилде, куда ходили посмотреть на знаменитый призрак Отравленной Леди, что стоило им по полпенни; призрак, однако, так и не появился. Куколка показала на девушку, что торчала на углу Мэйден-Лейн, с приятным, но очень худым лицом. Из одежды на ней была только рваная рубашка и одна нижняя юбка.
— Эта не доживет до лета, — безразлично заметила Куколка, как будто говорила о погоде.
Мэри вгляделась в худышку, пытаясь увидеть печать смерти у нее на лице.
— Замерзнет?
— Умрет с голоду, — поправила Куколка, — если только не выпросит, или не займет, или не украдет себе хорошее платье. Без этого на нее ни один клиент не посмотрит.
— Вообще-то она хорошенькая, — возразила Мэри. Она еще раз посмотрела на маленькую фигурку на углу.
— Да ведь они хотят не нас, дурында! А в этих тряпках девушка может быть только самой собой, больше никем. Запомни, миленькая: лучше неделю не ужинать, чем заложить свое последнее приличное платье.
Это было правило номер два: женщину делает одежда.
В другую ночь они неторопливо прохаживались возле клуба «Алмакс», когда мимо промчался фаэтон. Его дверца напоминала крыло птицы.
Мэри толкнула Куколку локтем:
— Видала? Это что еще за красотка?
— Эта? — Куколка широко улыбнулась, так что шрам у нее на щеке как будто смялся. — Да просто-напросто раскрашенная шлюха, не лучше, чем мы с тобой. Да к тому же на десять лет старше.
— Да нет! Она точно из благородных.
— Какая же ты дурочка, Мэри Сондерс. Тебя так легко провести на всякой мишуре.
Стоя за колонной, они увидели, как к фаэтону торопливо подбежал толстый джентльмен и подал даме руку.
