Лондонская девчонка уставилась на вывеску и чуть скривила губы.
— Так ты умеешь читать? — спросил Дэффи. В груди у него немного потеплело. Значит, у них есть что-то общее!
— А ты что, не умеешь?
Вот ведь змея!
— Чтобы вы знали, мисс, у меня девятнадцать целых книг в переплетах, — мрачно сказал он. — Не считая частей от прочих, а их у меня еще больше.
— Так, значит, вот почему у тебя такие запавшие глаза, — заметила Мэри Сондерс.
Дэффи решил промолчать, потому что здесь она была права. Вместо ответа, он просунул под парик палец и почесал голову.
— Может, в этой тяжеленной сумке у тебя и книги есть?
Они поднимались по ступенькам; девчонка шла за ним.
— Чтение — это для ребятишек, которым нечем больше заняться.
Дэффи снова промолчал — просто притворился, что он этого не слышал. Добравшись до чердака, он с грохотом бросил сумку на пол, в изножье узкой кровати.
— Ты будешь спать с Эби, служанкой.
Мэри кивнула.
— Хочу тебя предупредить, она черная. — Он сделал шаг к двери. — Но совсем безобидная.
Она бросила на него высокомерный взгляд.
— Ты забыл, что я из Лондона, парень. Там живут люди всех цветов кожи.
И снова ей удалось вывести его из себя! Дэффи охватил гнев.
— И что же привело тебя в Монмут? — многозначительно спросил он. Ему страшно хотелось добавить, что дилижанс Ниблетта может отвезти ее обратно прямо завтра, и он готов дать шиллинг лично от себя, чтобы помочь ей убраться восвояси.
— Моя мать родом из этих краев.
— И кто же она?
— Сьюзан Сондерс, — неохотно ответила Мэри.
— Урожденная Рис?
Она чуть склонила голову:
— Ты ее знал?
— Мне всего лишь двадцать! — возмутился Дэффи.
Мэри Сондерс слегка пожала плечами, как будто ей было совершенно все равно, девять ему или девяносто.
— Должно быть, твоя мать уехала в Лондон задолго до того, как я родился. Но я слышал о ней от своего отца. Кажется, из Рисов уже никого не осталось? И из Сондерсов тоже?
— Нет, — твердо сказала она. — Никого.
Она присела на край кровати, и Дэффи удивился тому, каким жестким вдруг стал ее взгляд. Только теперь он осознал, что она сдерживается изо всех сил, чтобы не заплакать.
Это было ужасно бестактно с его стороны — напомнить девчонке, что она одна во всем мире и у нее нет ни единой родной души. Он подумал, как бы половчее сменить тему разговора.
— Как прошло путешествие? — наконец спросил он. — Надеюсь, не очень ужасно?
Мэри Сондерс моргнула раз, потом другой и выпрямила спину.
— Отвратительно, — заявила она. — Ваши дороги не заслуживают того, чтобы называться дорогами.
Ну все, решил Дэффи. Хватит. Он вытер ладони о свою нанковую куртку и направился к двери.
Как только он взялся за дверную ручку, она заговорила снова — словно не хотела оставаться одна.
— Мы чуть не провалились в яму на дороге. Такую огромную, что в ней утонула лошадь — прямо со всадником. Он все еще сидел в седле… весь зеленый.
Дэффи коротко кивнул. Он не станет называть ее лгуньей. Не сегодня. Не в ее первый день на новом месте.
Миссис Джонс всегда знала, что она не леди. Заказчицы, наверное, назвали бы ее очень достойной, хорошей женщиной. Весьма воспитанной и утонченной для человека ее круга. Слегка задыхаясь от быстрой ходьбы, она показывала дочери своей старой подруги дом и пыталась припомнить, что должна говорить хозяйка новой служанке в первый день службы.
В окна лился тусклый зимний свет. У Мэри Сондерс были очень темные глаза; от ее дыхания в воздух поднимались маленькие облачка пара. Должно быть, глаза она унаследовала от отца, подумала миссис Джонс. И рост тоже. У нее были маленькие аккуратные ушки, точь-в-точь как у Сьюзан Рис, и пальцы швеи. Судя по тускло-синему платью и косынке, закрывавшей шею и грудь, она не хотела, чтобы на нее пялились, но все равно эта девушка не могла не притягивать к себе взгляд.
Миссис Джонс поправила передник и на мгновение пожалела о том, что не надела тот, что с кружевами. Просто чтобы произвести на девушку нужное впечатление, дать понять, кто здесь хозяйка. Раз они с Томасом хотят преуспеть и добиться более высокого положения, значит, она должна научиться быть хорошей госпожой, доброй, но твердой и строгой.
— Мы будем платить тебе десять фунтов в конце каждого года, — сообщила миссис Джонс. — И ты будешь получать новую одежду к каждому Рождеству. И разумеется, стол и кров. Ты много ешь?
Мэри Сондерс покачала головой.
— Конечно, мы не хотим морить тебя голодом, — торопливо добавила миссис Джонс. — У тебя немного больной вид.
Мэри уверила ее, что она просто немного устала после путешествия.
— Было ужасно холодно.
— О, да это еще пустяки! — бодро заявила миссис Джонс. — Вот в год, когда мне исполнилось двадцать, стоял такой мороз, что птицы падали прямо на лету. Хлеб так поднялся в цене, что мы… — Она осеклась и сложила руки на животе. Нужно было надеть другой стомакер, тот, что получше, парчовый. О, ради всего святого, Джейн, одернула она себя. — Ты ведь умеешь стирать тонкое белье, Мэри? И делать работу по дому? Кажется, твоя мать упоминала об этом в письме.
— Да.
По мнению миссис Джонс, служанке следовало бы ответить «Да, мадам». Но в конце концов, это всего лишь мелочь, к тому же девочка только что поступила в услужение.
— Если не знаешь, как делается что-то по хозяйству, я тебя научу, — продолжила она. — Просто спроси. Пока будешь помогать нашей служанке Эби с уборкой и прочим и, конечно, мне с шитьем. Все, чего я требую, — это чтобы ты была прилежна, опрятна и… — Она поискала нужное слово: — Честна.
Мэри Сондерс слегка наклонила голову.
Миссис Джонс вспомнила подходящую строчку из романа, который она когда-то читала.
— Я не терплю обмана и тому подобных вещей. И если я однажды поймаю прислугу на лжи, то никогда не смогу доверять ей снова.
Это прозвучало очень внушительно. Новая служанка снова кивнула.
— О, я совсем забыла. У меня есть для тебя книга… — Миссис Джонс порылась в кармане, извлекла оттуда потрепанный томик и передала его Мэри. — «Полный перечень обязанностей хорошей прислуги». Очень полезное чтение.
Прежде чем Мэри Сондерс успела сказать хоть слово благодарности, в комнату вбежала маленькая девочка и прыгнула прямо на руки миссис Джонс. Та подхватила ребенка и на мгновение зарылась лицом в ее светлые мягкие волосы.
— Это Гетта, наше сокровище, — сказала миссис Джонс и тут же укорила себя.
