Эби прикусила губу. Она так и знала. Неудачи всегда следовали за ней по пятам. Чертов сукин сын мясник. Конечно, она прекрасно его помнила. Это был ее первый год в Монмуте. Когда она спросила сдачу, он нагло заявил, что она дала ему всего три пенса.
— Я просила прощения.
— Ну конечно, и все давно прощено и забыто. — Миссис Джонс потрепала ее по припудренной мукой руке.
— Я просто хочу жалованье, — с отчаянием в голосе выговорила Эби.
— Что ж… — Лицо хозяйки неуловимо изменилось. Она словно ушла в себя. — Разумеется, я должна обсудить это с хозяином. Но боюсь, я знаю, что он мне ответит. Сейчас у нас нет ни единого лишнего пенни. У нас ведь такие огромные расходы, а ты прожила с нами достаточно долго и сама знаешь, что стоит оплачивать счета.
Эби не сводила с нее глаз. Она не желала согласно кивать.
— Но, может быть, к Рождеству, — торопливо добавила миссис Джонс. — Если наши дела будут в лучшем состоянии. Да, на Рождество — это будет лучше всего. Не то чтобы жалованье, а нечто вроде подарка, чтобы вознаградить тебя за все те годы, что ты была частью нашей семьи. — Она покивала, словно удачно разрешила трудный вопрос, и торопливо вышла.
Эби уставилась ей вслед. Восемь лет она считала миссис Джонс хорошей женщиной и доброй хозяйкой — самой доброй из всех, что у нее были. Но сегодня она заглянула ей в душу и увидела ее настоящую суть. Трусливую суть.
Она растянула тесто в руках и разорвала его, словно это была плоть.
Было первое воскресенье марта, и солнце казалось необычайно ярким и желтым, словно сердцевинка у нарцисса. После обеда у всех слуг был выходной, и Дэффи, как обычно, незаметно ускользнул из дома. Но, не пройдя и полмили по дороге в Абергавенни, он развернулся и сложил руки на груди:
— Что тебе от меня нужно, Мэри Сондерс?
— Каждый имеет право гулять там, где ему вздумается. — Она выступила из тени вишневого дерева, на котором уже раскрылись несколько бутонов.
— В следующий раз, когда захочешь пойти за кем-нибудь тайком, сними свои клацающие каблуки. Так ты и глухого кролика не выследишь.
Мэри улыбнулась — быстро и неожиданно, как всегда.
— Так вот, значит, чем ты занимаешься в свои выходные дни? Выслеживаешь кроликов?
Дэффи покачал головой.
— Тогда что ты тут делаешь?
Он пожал плечами:
— Хожу. Смотрю. Пытаюсь насладиться тишиной, — саркастически добавил он.
— На что здесь смотреть?
— Много на что.
Они пошли вверх по холму. От ходьбы Дэффи слегка разогрелся и разрумянился; Мэри же дышала тяжело, как больная собака. Ее дурацкие фижмы раскачивались из стороны в сторону, щеки были пунцовыми. Он слегка сбавил шаг. Надо отдать девчонке должное, она не собиралась сдаваться. Они миновали стадо пасущихся ягнят, худых после зимы. Дэффи заметил клочки белой шерсти на кустах терновника. Здесь он на минуту остановился — полюбоваться зайцем, несущимся через поле, и дать Мэри перевести дух.
Почти нехоженая тропинка была усеяна засохшими коровьими лепешками. Они напоминали темные тучки на зеленом травяном небе, в некоторых застыли крохотные лужицы, оставшиеся после недавнего дождя. Дальше тропинка становилась довольно каменистой. Через несколько секунд Дэффи вдруг услышал шорох гравия и обернулся. Мэри Сондерс стояла на одном колене, и на ее юбке красовалось грязное пятно с прорехой посередине. И даже не вскрикнула, подумал он и невольно рассмеялся.
— Чума на твою голову, — огрызнулась она.
— Это всего-навсего маленькая дырка.
— Это всего-навсего мое лучшее синее платье.
— Зачем же ты полезла за мной в своем лучшем синем платье? — Он подал ей руку, чтобы помочь встать, и еще раз, когда нужно было перебраться через кучу камней. — Это Кимин, — пояснил Дэффи.
— Я еще никогда не взбиралась на гору, — задыхаясь, сообщила Мэри.
Он снова расхохотался. Он даже не помнил, когда смеялся так последний раз.
— Это не гора! Эх ты, девчонка. Кимин не более чем холм, да и то низкий. А вот там… — он махнул рукой в сторону Монмута, который казался совсем крошечным, — вот там — гора.
Зеленое на зеленом, с белыми горошинами овец. Дэффи подождал, пока ее глаза не отыщут очертания горы, ее длинный хребет и острую вершину. На фоне ясного неба и с такого расстояния серо-голубой камень казался почти прозрачным.
— Она тоже не самая высокая, но все равно красавица, — заметил он.
— Как она называется?
— Скиррид. Они словно три спящих чудовища: Сахарная Голова, Блориндж и Скиррид.
— А ты на нее поднимался?
— На Скиррид? Да, поднимался.
Мэри прикрыла глаза рукой.
— Мне только непонятно, зачем вообще надо карабкаться на огромную скалу? Только затем, чтобы скатиться с обратной стороны?
— Чтобы знать, что ты там был, — сказал Дэффи.
Она неуверенно нахмурилась.
— Все склоны там поросли мхом и черникой. Когда я забрался на самый верх, то чуть не умер от страха. Ведь гребень горы шириной не больше кровати, — заторопился он, заметив ее насмешливый взгляд. — Но я все равно прошел по нему до конца.
Мэри сдвинула брови.
— Но зачем?
— Я хотел набрать земли с того места, где раньше стояла часовня. Считается, что это священная гора.
— И набрал?
— Целую сумку. Она лежит у меня в сундуке, — признался Дэффи. — Говорят, она отгоняет болезни — если рассыпать ее под кроватью. И успокаивает дух мертвых — если бросить горсть на гроб.
Мэри язвительно улыбнулась:
— Значит, и ты, такой умный и начитанный, веришь в эти суеверия!
Дэффи смущенно усмехнулся:
— Не то чтобы я в это верил… но лучше уж подстелить соломки. И там, на горе, какой-то особенный воздух, словно и правда святой. С вершины видно целых девять графств.
Он подумал, что сейчас она попросит их назвать, но Мэри только огляделась по сторонам.
— А почему некоторые поля огорожены, а другие нет? — спросила она.
— А, — важно сказал Дэффи. — Сейчас ты видишь, как пишутся скрижали истории. — Он искоса взглянул на нее, чтобы увидеть, произвела ли фраза впечатление, но наткнулся на ее презрительную улыбку. — К тому времени, как мы умрем, ты и я, каждый дюйм почвы в Британии будет приспособлен под сельское хозяйство. Общинных земель не останется. Именно так семья Гвин потеряла все, что имела, — добавил он. — Они пасли свиней на общинных землях в Чепстоу, а потом землевладелец закрыл их для других.
— Выходит, эти изгороди — зло?
Дэффи грустно покачал головой:
— Сложно сказать. Для прогресса это естественно, а мы не можем стоять у него на пути.
