Ну и дура же ты, подружка. Как быстро ты теряешь голову, когда нужно соображать поживее! Словно наяву Мэри услышала язвительный смех Долл Хиггинс. Можно было придумать столько объяснений! Скажем, что она решила немного размять ноги, пока Кадваладир наливает сидр. Или что ей стало нехорошо и она вышла наружу глотнуть свежего воздуха. Да даже просто решила полюбоваться луной! Вот только луны на этой неделе на небе не было. Ну тогда — звездами! Над головой как раз висела Большая Медведица.
Однако теперь, после этого глупого «я не знаю», ходу назад уже не было. Мистер Джонс, опираясь на костыли, подошел ближе. Выражение его лица неуловимо изменилось: на нем все более явственно проступало подозрение. Мэри не могла произнести ни слова. Надвигалась ужасающая катастрофа.
Послышались шаркающие шаги. Клиент Сьюки, словно актер в плохой комедии, выдвинулся из-за угла и тяжело оперся о черную от сажи стену. Его лицо светилось от предвкушения. Мэри уставилась в небо. Конечно же, увидев мужчину и женщину, занятых беседой, он просто справит нужду и вернется в гостиницу?
— А где же шлюха? — спросил незнакомец.
Мэри зажмурилась.
— Прошу прощения? — изумленно переспросил мистер Джонс.
— Хозяин сказал, над конюшней будет ждать молодая шлюшка, которая сделает это за два шиллинга. — Он посмотрел в сторону Мэри. — Я подожду своей очереди, — дружелюбно предложил он, — но недолго.
Мэри постаралась изобразить потрясение и ужас, но слово «виновна» было написано у нее на лбу.
Мистер Джонс шумно выдохнул:
— Иди-ка ты восвояси, парень.
— Мои деньги ничуть не хуже твоих, а?
— Убирайся, или я позову констебля! — гаркнул мистер Джонс и угрожающе поднял костыль.
Забрызганные грязью панталоны скрылись за углом. Не в силах сдвинуться с места, Мэри стояла перед своим хозяином. Судорога свела ее тело. Очень медленно он опустил костыль. «Если бы он хотел побить меня, — подумала она, — то уже бы начал».
Словно двое благовоспитанных незнакомцев, они ждали, когда другой заговорит первым. Мэри судорожно пыталась придумать, что сказать, но мысли текли медленно, будто патока. Ее тело соображало быстрее. Она рухнула на колени, обвила хозяина руками и прижалась к нему лицом. Острый камешек больно впился в колено. Она ощутила его пряный мужской аромат, и из глаз у нее вдруг хлынули слезы, намочив потертый бархат его панталон.
До этого мгновения она даже не осознавала, что ей на самом деле хочется попросить прощения. За то, что она есть и чем будет, за все, что она сделала и не сделала. За то, что ей была дана возможность все исправить, вернуться к обычной жизни, но она отвергла ее. Чего она хотела от этого человека? Наказания или прощения? Заслуженных оскорблений или ласковой руки, возложенной на лоб? Но прежде всего ей требовалось его соучастие.
Она не сказала ни слова.
Она уткнулась в пуговицы его штанов. Есть ли кто живой на нижнем этаже, как говорила Куколка. Его тяжелые руки опустились ей на плечи; он попытался оттолкнуть ее, но она уцепилась еще крепче. Где-то наверху, на краю земли, раздалось беспокойное покашливание. Она приподняла подбородок и потерлась об него носом, глазами, мокрыми щеками.
А. Ага! Не все так плохо. Она пробормотала нечто, что можно было принять за одобрение. Он сделал шаг назад и почти потерял равновесие, но она двинулась вперед вместе с ним и удержала его. Ее пальцы впивались в его напряженные ягодицы — она чувствовала их твердость даже сквозь парчу камзола. Он отшатнулся и чуть не упал, но она не отставала.
— Пожалуйста, сэр, — прошептала она, не поднимая головы, как будто произносила заклинание. Это было опасно. Услышав ее голос, он мог очнуться и обрушить ей на голову свой костыль — и тогда все точно было бы кончено. — Пожалуйста, сэр… я хорошая, сэр, — повторила она, словно ребенок, едва понимая, что говорит. — Пожалуйста, сэр. Бесплатно. Все, что вы захотите. Умоляю вас, сэр.
Зверь, свернувшийся в его панталонах, услышал это и воспрянул со всей своей первобытной мощью. Она обхватила его губами сквозь горячую ткань и услышала сдавленный стон. У нее так сильно болели колени, что это перебивало все ее мысли. Если отпустить его, он все еще может отступить. Но можно стоять на коленях до тех пор, пока они не врастут в грязь. Ждать от него ответа было бессмысленно; что бы ни сделал этот мужчина, он никогда не сможет произнести свое «да» вслух.
Она поднялась на ноги. Не пытаясь поймать его взгляд, она отвернулась к стене, расставила ноги, как можно выше подняла свои юбки и замерла.
Ничего. До Мэри вдруг дошла вся нелепость этой сцены. Она представила, как белеет в темноте ее зад, заменяя отсутствующую на небе луну. Влажный воздух холодил ее тело; мускулы непроизвольно сжимались. Тяжелые обручи фижм давили на запястья. Чулки, намокшие от грязи, начали сползать с колен. Не самый привлекательный вид, особенно для мужчины, который никак не может решиться. Она бы с радостью игриво вильнула задом или сказала что-нибудь непристойное, если бы только знала, что это поможет. Однако вместо этого Мэри просто прижалась щекой к холодной кирпичной стене и закрыла глаза. Потянулись мучительные секунды. Возможно, мистер Джонс сейчас как раз поднимает костыль, чтобы нанести сокрушительный удар. Или он уже развернулся, чтобы идти домой и поскорее вышвырнуть ее пожитки из окна прямо в грязную лужу во дворе. Сколько же еще ей стоять? Не пора ли признать, что время вышло?
Легкий стук костылей за спиной. Она обернулась, чтобы посмотреть, не упал ли он, но он был прямо за ней.
Мистер Джонс искренне верил в то, что он собирается всего лишь одернуть ее юбки, чтобы прикрыть срамоту. Что сейчас все будет кончено. Что он не настолько жалкий грешник, чтобы позволить женской наготе сбить себя с пути.
Он не хотел касаться ее белоснежной кожи. Не хотел расстегивать панталоны. Не хотел погружать в нее свои дрожащие пальцы, чтобы ощутить ее влажный огонь. Он не из тех, кто поддается соблазнам в темном переулке. Он не овладеет собственной служанкой у грязной стены — такие низменные удовольствия не для него. Он не почувствует, как ее тугая плоть обволакивает его, как сжимается это ужасное «о», как она увлекает его в жаркую черную пещеру в самом сердце ночи.
Благодарю тебя, Создатель, за твое безграничное милосердие, как говорила сестра Батлер, подумала Мэри. Только стена конюшни видела ее непристойную ухмылку. Мистер Джонс держал ее за бока; корсет скрипел, когда он двигался взад и вперед. Его жар наполнял ее. Она сжала его изо всех сил. Может быть, если она постарается сделать ему очень хорошо, это спасет ее? Может быть, этот джокер поможет ей выиграть?
Он торопился; куда только подевалась вся его благовоспитанность?
Интересно, занимаются ли Джонсы этим каждую ночь — после того, как наденут свои ночные колпаки, — или едва ли раз в год? И как это происходит? Долго и мучительно, поскольку ее плоть давно не представляет для него интереса, или наоборот — один шаг до наслаждения, потому что после стольких лет миссис Джонс наверняка научилась доставлять мужу удовольствие? Чувствует ли госпожа то же самое, что сейчас служанка? Она подумала о том, как эта же самая плоть входит в святая святых хозяйки, и по ее телу пробежала дрожь.
