– Дьявол их забери! Ты-то откуда знаешь?
– Коротышка ко мне приходил. Интриган проклятый, все про них знает. Сказал, чтобы мы срочно придумали что-нибудь. – Он ухмыльнулся. – Но нечего волноваться. Есть у меня одна задумка.
– Какая? – Первый мигом оживился. Ему нравилось, когда тот что-нибудь придумывал. Да этот хитрец вечно что-нибудь придумывал, черт бы его побрал!
Второй помедлил с ответом. Он все тщательно обдумал, на этот раз ошибок допускать нельзя.
– Крысеныша нужно выманить из норы, – проговорил он отрывисто и немного растянуто. – И наживка имеется. Правда, для этого придется как-нибудь попасть внутрь.
– Попасть во двор к епископу?
Мужчина кивнул.
– Я знаю кое-кого из тамошних стражников, проблем быть не должно. Напишу нашему Якобу несколько строк, чтоб всю жизнь помнил. – Губы его снова растянулись в улыбке.
– Надо заманить его туда, где все началось. Нам и раньше следовало так поступить. Чтобы никого, кроме нас троих. Иначе и быть не должно.
Первый восторженно закивал.
– Никого, кроме нас троих! Все как раньше! Куизль еще пожалеет, что на допросе не сдох!.. – Он вдруг нахмурился. – А если этот жирный монах узнал слишком много? Если ему рассказали про Священный огонь?
Второй снова сплюнул в реку и плавно поднялся.
– Предоставь это мне. Прикончим обоих – и мышонка, и жирную крысу.
Куизля разбудил собственный желудок; живот заурчал так, словно медведь пробудился от спячки. В ту же секунду палач почувствовал нестерпимый голод.
«Хорошо, – подумал он. – Если голоден, значит, еще не помер».
Палач открыл глаза: в комнате царил полумрак. Значит, еще ночь. Возле кровати стоял сундук, и на нем мерцала восковая свеча. Рядом кто-то поставил кружку пива, миску похлебки и буханку хлеба. Куизль смутно припомнил, что совсем недавно собственная дочь кормила его из ложечки, как младенца. По телу прокатилась волна облегчения. Похоже, Магдалена все-таки не попала в руки третьего дознавателя! А что там еще было?.. Они вместе бежали по городу и в конце концов спрятались в епископском дворе… Симон говорил что-то о церковном убежище, потом Куизль снова потерял сознание… Потом, когда ненадолго просыпался, он сбивчиво рассказал Магдалене о надписях в камере, о третьем дознавателе и о том, как сбежал из тюрьмы.
А потом произошло еще кое-что: этой ночью ему в какой-то момент привиделось, как кто-то склонился над его кроватью. Лицо незнакомца было скрыто во мраке. Он провел пальцем по горлу Куизля и прошептал одно-единственное слово.
«Вайденфельд…»
Якоб зажмурился на мгновение, по всему его телу пробежал озноб. Видение было столь явственным, что он уловил даже запах того человека, почувствовал прикосновение к пропитанной потом рубашке. Видимо, кошмары и здесь его не оставят. Но – по крайней мере, теперь – их на время вытеснили голод и жажда.
Палач собрался уже приподняться и отломить кусок хлеба, как почувствовал ремень на груди. Он изумленно скосил глаза и увидел, что руки и ноги тоже притянуты ремнями к кровати. Видимо, стражники заперли его в комнате и хорошенько связали! Куизль отчаянно рванулся, но ремни держали крепко. Провозившись несколько минут, он только вспотел и еще больше проголодался. Может, позвать на помощь? Попросить стражников развязать его хоть ненадолго? Нет, такого удовольствия он им не доставит. Тогда они, наверное, снова заставят Магдалену кормить его с ложечки, как беззубого старика. От одной только мысли об этом Куизля бросало в жар. Уж лучше помереть от жажды, чем снова показывать свою немощность.
Поэтому он принялся дальше рвать ремни, кидаясь из стороны в сторону, и почувствовал вдруг, что узел на левой ноге немного расслабился. Тогда палач размеренно задвигал ногами вперед-назад, и сначала правая нога, а потом и левая выскользнули наконец из-под ремней. Теперь, по крайней мере, ноги были свободны. Но ремни на груди и руках держались, как вросшие. Куизль дернулся с такой силой, что кровать в конце концов опрокинулась и придавила его к полу.
Палач затаил дыхание и прислушался.
Все было спокойно. Стражники, похоже, ничего не услышали: видимо, спали где-нибудь в другой части двора и думали, что палач еще слишком слаб, чтобы освободиться.
Выждав несколько минут, Якоб попытался подняться, несмотря на привязанную к спине кровать. Он с трудом огляделся: нужно найти что-нибудь острое, чтобы перетереть ремни. Но в комнате, где его заперли, кроме сундука и кровати, ничего больше не было. Значит, нужно поискать еще где-нибудь. Пыхтя и покачиваясь, палач поднялся, словно оживший шкаф; из-за кровати он стал гораздо шире, чем был на самом деле. Правой рукой нащупал дверную ручку и осторожно потянул. А вдруг?..
Дверь со скрипом подалась наружу.
Палач усмехнулся. Стражники даже запереть его не додумались. Пригнувшись, он переступил порог и, подобно неуклюжему великану, шагнул в темноту. Главное – не споткнуться, иначе он здесь всех перебудит. Осторожно, шаг за шагом Куизль двинулся мимо глиняных печей, на которых стояли объемистые медные котлы. В высокие окна под куполообразным сводом падал лунный свет и выхватывал из тьмы открытые мешки с пшеницей и хмелем. Но внимание палача привлек запах: именно по нему он безошибочно понял, что находился в пивоварне.
Аромат хмеля и солода превратил жажду в непереносимую пытку. Нужно освободиться, немедленно! Потом он просто окунет голову в один из пивных котлов и начнет пить жадными глотками. Ему…
Палач вдруг остановился. При свете луны все выглядело так, словно у кого-то возникла точно такая же мысль: прямо перед Куизлем стоял один из громадных котлов; из него, будто большие половники, торчали две ноги. Коричневая ряса сползла вниз и оголила невероятно жирные ляжки, а туловище по пояс погрузилось в котел.
У Якоба отвисла челюсть, голод и жажду как рукой сняло. Сомнений быть не могло: человек этот утонул в пивном сусле.
«Бывают и похуже способы умереть», – с грустью подумал палач.
Шорох заставил его обернуться. Прямо за ним всего в нескольких шагах стояли Симон с Магдаленой. Несмотря на столь поздний час, оба были одеты, лица – покрыты грязью и потом, словно их отвлекли от тяжелой работы.
– Папа! – прошипела Магдалена. – Ты чего расшумелся? Тебе нельзя…
Она только теперь заметила труп в котле и оцепенела. Симон тоже заметно побледнел.
– Господи, это же отец Губерт! – просипел он и в ужасе зажал рот ладонью. Затем, в наступившей тишине, недоверчиво оглядел Куизля, который устало покачивался с кроватью на спине. – Вы же не…
– Дурак! – прошипел палач. – Как я, по-твоему, сделаю это с двадцатью килограммами на спине?
Они, похоже, только сейчас увидели кровать, привязанную к палачу. Несмотря на мертвого монаха, Магдалена едва сдержалась, чтобы не расхохотаться.
