– Вы только посмотрите, – прошептал он. – Преданный и ревнивый любовник. Che drama!
[27]
По крайней мере, теперь у вас появилась веская причина испытывать ко мне неприязнь.
Куизль и Тойбер молча сидели в маленькой, хлипкой лодке и плыли по Дунаю к восточной оконечности города.
Они выпросили трухлявую лодку у паромщика, и тот за несколько монет не стал задавать лишних вопросов. Поначалу Якоб не очень-то и воодушевился тем, что палач Регенсбурга к нему присоединился. Но, заметив угрюмый взгляд Филиппа, лишь протянул ему руку. Что бы ни побудило Тойбера помогать ему – он был его другом. А друг в эти мгновения Куизлю был крайне необходим. Левое плечо до сих пор изнывало от боли, а руки и ноги то немели, то начинали пульсировать болью.
– Не нужно тебе этого делать, – тихо проговорил Куизль. – Я и без…
– Заткнись, пока я не передумал. – Тойбер с такой силой погрузил весла в воду, словно старался прибить какое-то чудище в толще реки. – Я и сам не знаю, зачем помогаю тебе, ослиная ты башка. Давай, делай вид, будто сети забрасываешь, а то те вон ребята с плота уже на нас косятся.
Куизль усмехнулся и пошарил у себя за спиной, где лежала пропахшая рыбой сеть. Взвалил ее на колени и принялся старательно в ней копошиться. Когда лодка проплывала мимо Верхнего Верда и пересекала водовороты под Каменным мостом, оба палача втянули головы. Но никто из стражников у ограждения не удостоил их даже взглядом. Для караульных эти двое в грязных рубахах были всего-навсего рыбаками, что собрались расставить сети ниже по течению. Один из низеньких прохожих на мосту внезапно напомнил Куизлю Симона, но палач наверняка обознался.
Бо́льшую часть времени Якоб сидел с закрытыми глазами. Он следил за образами, сменявшими друг друга под опущенными веками, – образами из прошлого, что захлестнуло палача с новой силой. Казалось, лихорадка помогла ему после стольких лет освежить память.
– Мы были здесь, где-то неподалеку, – пробормотал Куизль, когда восточная стена города осталась позади. – Я почти забыл об этом. Вдали на холме виднелась крепость. Разрушенная… – Он открыл глаза и взглянул на Тойбера. – Есть у вас тут разрушенные крепости? Она немаленькая была; а у подножия – спаленный городок. И Дунай совсем рядом протекал. Есть что-нибудь наподобие?
Тойбер задумчиво кивнул.
– Это, наверное, Донауштауф. Пару миль вниз по течению. Шведы тогда спалили крепость, после того как гарнизон увел у них целую партию соли. Ты как-то связан с этим?
Куизль оглядел Дунай, грязно-зеленым чудищем извивавшийся между лесами. Кроме мельницы на правом берегу, других домов видно не было.
– Мы были здесь через пару лет, – ответил он и снова закрыл глаза. – От крепости тогда уже только развалины остались. Но мы встали здесь на зимовку… где-то неподалеку. Весной собирались двинуться на Богемию. Еще один год резни… – Он сплюнул в воду. – Господь свидетель, за каждый этот год я в аду по сотне лет буду жариться.
Тойбер с плеском погрузил весло в водную гладь. В воздух с криками поднялась стая уток и понеслась прочь.
– Долго ты, видимо, на войне был, так? – спросил он наконец.
– Слишком долго.
Некоторое время никто не произносил ни слова. Тем временем на востоке над лесом поднялось солнце и начало припекать спины.
– И чем же ты занимался? – снова спросил Филипп. – Пикинером был или мушкетером? Или саблей размахивал?
– Фельдфебелем был.
Тойбер присвистнул сквозь зубы.
– Палач, да еще и фельдфебель, вот так раз! Видимо, хорошим солдатом был.
– Убивать я умею.
Они снова замолчали. За изгибом реки показался наконец маленький грязный городок, и над ним высилась на холме крепость, лишь кое-как отремонтированная. Берег окаймляла перекошенная пристань, возле которой покачивались несколько лодок и плотов. Когда подплыли чуть ближе, Куизль увидел, что многие из домов были разрушены, крыши провалились и стены почернели от копоти. Крепостная стена, некогда окружавшая город, была вся в дырах, как кусок старого сыра.
– Донауштауф. – Тойбер направил лодку к покрытому илом причалу. – Когда-то был милым торговым селением. Но после шведов городок заселили чума и голод. Придется немного подождать, пока люди все тут восстановят. А потом и еще война грянет.
Он тихонько засмеялся и привязал лодку к трухлявому столбику.
– Ну, сновидец ты наш? Куда теперь?
Куизль запрокинул голову, словно хотел уловить невидимый след.
– Не знаю. Этот Вайденфельд… маленькая деревня, скорее даже хутор, всего в паре миль от нашего лагеря. Где-то там, – он показал в сторону крепости. – Руины еще были видны.
– Замечательно, – прошипел Тойбер. – За холмом лес начинается. Так ничего не выйдет. Подожди здесь.
Он направился к причалу, где несколько одетых в лохмотья рыбаков раскладывали утренний улов, и заговорил с ними. Сначала они смотрели на Филиппа с недоверием, но местного палача, похоже, в нем не признали. В конце концов рыбаки стали показывать куда-то в сторону холма; при этом они то и дело качали головами.
Через некоторое время Тойбер вернулся.
– У меня для тебя две новости: хорошая и плохая, – проворчал он. – Этот Вайденфельд и вправду находится в лесу за холмом. Небольшая деревушка, старики ее еще помнят. Но от нее мало что осталось, все развалилось и поросло быльем. И никто там уже не живет. Может, объяснишь наконец, что у тебя стряслось в этом Вайденфельде?
– Позже, – Куизль тяжело поднялся и шагнул на берег. – Сейчас нет времени. Покончим с этим.
– Подожди, – Тойбер вынул из-под скамьи длинный охотничий нож и зазубренную саблю. Нож он заткнул за пояс, а второй клинок протянул Куизлю. – Могут понадобиться. Выпросил у рыбака, который лодку отдал. Он, видимо, тоже на войне побывал.
Куизль задумался на мгновение.
– Мне бы лучше дубинку покрепче, – пробурчал он. – Если это призрак, то ни один клинок нам не поможет.
– Если это призрак, то тебе и дубинка не понадобится, – ответил Тойбер. – Прекрати ломаться и бери уже чертову саблю!
В конце концов Куизль взял клинок, провел пальцем по ржавому лезвию и осмотрел позеленелую от времени рукоять. В глазах появился странный блеск.
– Обычно я с двуручником или катцбальгером сражался, – пробормотал он. – Он брюхо распарывает, как бумагу. А это детская игрушка… Ну да ладно. – Он двинулся в сторону холма. – Идем.
Донауштауф остался по левую руку, и по узкой дороге они углубились в лес. В скором времени их уже окружали высокие буки и сосны, воздух сверкал едва ли не сверхъестественным зеленоватым сиянием. Всюду царила гнетущая тишина, нарушаемая только шелестом листьев и криками соек. Здесь, под кронами деревьев, было тенисто, почти прохладно, и сапоги погружались в оставленную недавним ливнем грязь. Время от времени по размытой земле обозначались широкие следы повозок.
