Войцеховский вернулся домой, посчитав причину своего ареста следствием злого доноса недругов или трагическим недоразумением.
Шинок, куда он сейчас направлялся, стоял рядом с костелом Святой Анны. Костел соорудили еще в Средние века на месте казни ремесленников, пытавшихся сбежать от чрезмерных податей. По этому поводу в народе его нарекли храмом Крови и поговаривали, что в этом месте судьбой и Богом предопределено всегда литься человеческой крови. И она действительно здесь часто проливалась. Полиция расстреливала тут рабочие манифестации. Несущиеся вниз по Яновской и Городоцкой автомобили и трамваи с сорванными тормозами с удивительным постоянством давили насмерть прохожих, а шинок дополнял картину кровавыми разборками между местными батярами
[63]
.
После прихода русских и запрета на продажу в городе «вина, спирта, одеколона и других опьяняющих средств» шинок превратился в обычную закусочную. На обитом медью шинквасе
[64]
вместо пивных кружек теперь стояли тарелки с селедкой и луком, канапки
[65]
со шкварками, квашеные огурцы и яблоки. И хотя все спиртное перекочевало с полок в опечатанный подвал, в зале по-прежнему стоял стойкий запах алкоголя.
Войцеховский вошел в шинок и внимательно осмотрелся. Обстановка была привычной. Компания мелкого жулья с Яновского рынка обсуждала в углу свои гнусные делишки.
– «Ойра, свiт сi смiє, ойра, Манька прiє», – горланила безносая сифилитичка Зуська в обнимку с варьятом
[66]
Зенком.
Им подпевали проститутки Ганка и Юзька, готовые за стакан баюры
[67]
уединиться здесь же, в уборной, с очередным клиентом. За одним из столиков дремал пожилой пан, в котором Войцеховский узнал охранника склада железа фирмы «Гутенберг» Херша Старка. Очевидно, с хорошего подпития он напялил кепи со знаком легионера. Хозяйка заведения – толстуха Франька для клиентов тушила капусту и жарила на сале яичницу.
Войцеховский уже было решил подсесть к охраннику, надеясь опохмелиться за чужой счет, но вспомнил, что его здесь уже ждут. Сквозь густой табачный дым он разглядел в углу двух местных воров – Базилия Чепилу и Яна Сорочинского и стал протискиваться к ним между тесными рядами лавок.
С ворами сидел незнакомый ему человек с глубоким шрамом на лбу.
– Юзек, – пробурчал он, жуя папиросу, и протянул старому медвежатнику огромную волосатую пятерню.
– Jak sie leci Stasiu?
[68]
– с кривой улыбкой спросил его Чепила, вытаскивая из-под стола бутылку с ромом.
Такое обращение не понравилось Войцеховскому. «Этот сопляк возомнил, что ограбление ювелира Шутца со Скарбковской
[69]
, девятнадцать и домовладельца Фердинанда Турлинского с Театральной, семь уже дает ему право фамильярничать со мной». Он уже собрался возмутиться, но, увидев, как Чепила разливает ром в пустые банки из-под горчицы, сдержанно ответил:
– Слава богу, пока живем.
– Nech bedze pochwalony
[70]
, – промычал незнакомый здоровяк и первый опрокинул банку в рот. За ним последовали остальные. Закусывали сальтисоном
[71]
, от которого нещадно несло чесноком.
– А скажи нам, коллега, – прищурился захмелевший Чепила, – поделились ли москали с тобой драгоценностями Корытовского?
Войцеховский сделал вид, что не расслышал, и продолжал жевать свиные потроха своим беззубым ртом.
– Albo zrobili ciebe w konia?
[72]
– крикнул фальцетом Сорочинский и громко захохотал.
Чепила и Юзек дружно его поддержали.
Старый мастер сердито покосился на собутыльников. Воры притихли, изучающе на него поглядывая.
– А в сейфе, чтоб ты знал, сукин сын, – зыркнул он на Чепилу, – ничего, кроме пустой церковной кружки для пожертвований, не было.
Неизвестный по имени Юзек, который до сих пор молчал, исподлобья поглядывая на Войцеховского, неожиданно поднял банку и предложил выпить за «великого мастера». Они выпили, закусили и перешли к последним новостям, главной из которых была неудачная попытка их приятеля Игнаци Лисовского ограбить магазин Сары Сальцберг на Краковской. Затем Чепила вновь обратился к Войцеховскому:
– А не поведает ли нам пан откровенно, за что его упаковали в Бригидки?
Старый медвежатник с минуту раздумывал, как реагировать на назойливость молодого вора, и наконец вымолвил:
– Ты что, сегодня самый главный задавать вопросы?
В ответ Чепила выразительно скосил глаза на Юзека, давая понять, кто здесь действительно главный. И тут Войцеховского осенило. Ведь этот здоровяк – не кто иной, как известный взломщик Юзек Маршицкий, которого накануне войны поймал сам комиссар полиции полковник Писарский в пассаже Миколяша. Значит, русские его тоже освободили из тюрьмы. Теперь он уже догадывался, зачем его вызвали на встречу. Они наверняка что-то задумали и нуждались в его помощи. Ведь Маршицкий, безусловно, не мог заменить его в серьезных делах. Стиль его работы был весьма примитивный. Обладая огромной физической силой, он просто выгибал толстые листы задних стенок несгораемых шкафов, предварительно высверленные дрелью.
«Этих троих, конечно, интересует, как я попал в Бригидки, – думал Войцеховский, – но больше всего они боятся, не взяли ли меня на крючок русские».
Неловкую ситуацию разрядила вспыхнувшая перебранка базарных жуликов за соседним столиком, которая вскоре переросла в драку. На пол полетела посуда, опрокидывались лавки и столы.
– A niech ich szlag trail
[73]
, – выругался Чепила, сплевывая на пол.
Когда страсти утихли, Юзек придвинулся к Войцеховскому и тихо проговорил:
– А мы хотим пану предложить еще раз заглянуть в сейфы Корытовского.
Старый мастер стремительно погружался в свое обычное состояние опьянения, но смысл сказанного Маршицким до него все же дошел.
– О, Jeezu
[74]
, это уже не для меня, – еле ворочая языком, выдавил он.
– Тебе нечего бояться, старина, мы все хорошо продумали, – положил ему на плечо свою лапу Юзек, – доставим на место и в целости и сохранности отвезем домой.
