– Как там Анна? – спросил Келлан, пока я следила за ней с переднего сиденья.
– Ничего…
Сестра с болезненным стоном закрыла глаза. Гриффин обнимал ее с нежностью, которой я никак не могла в нем заподозрить, и шептал ей на ухо ободряющие слова. Картина была идиллическая, и мысль о Гриффине как члене моей семьи, собравшейся на Рождество, внезапно показалась не такой уж дикой.
– Я бы сорвался к тебе, – говорил Келлан, – но Мэтт разоряется по поводу шоу. Дэвид подменит Гриффина, и у нас будет срочный прогон, чтобы он въехал. Но я сказал Сиенне, что на бис не спою и после выступления не вернусь. Уверен, она поймет.
Я сомневалась в этом, но знала и то, что певице, пожелай она удержать Келлана, пришлось бы посадить его на цепь.
– Ладно, пока. Удачи тебе.
– Ага, тебе тоже, – отозвался он с бесцветным смешком.
Когда мы прибыли в приемное отделение одной из множества городских больниц, я быстро написала сообщение Денни. Дома было полно друзей, которые волновались за Анну, и я попросила его распространить новость. Гриффин помогал Анне выбраться из машины, и я ринулась к ним. Поддерживая сестру с боков, мы поволокли ее ко входу. Анну тянуло приседать на корточки, будто ей хотелось помочиться. Надеясь, что она делает не то, что мне думалось, я настойчиво призвала:
– Анна, не тужься пока, мы почти дошли.
Она глянула на меня:
– Думаешь, мне так просто сдержаться? Ты понятия не имеешь, на что это похоже!
– Я понимаю, но ты постарайся.
Наша троица вторглась в тихое помещение. Навстречу нам поднялись головы. Ночь здесь, слава богу, выдалась спокойная. Гриффин перехватил взгляд медсестры за стойкой:
– Помогите! Жена вот-вот родит!
Я испытала некоторое облегчение: Гриффин сумел изложить свою просьбу без матерщины. Медсестра вскочила и подкатила кресло-каталку. Затем она вручила Гриффину планшет:
– Заполните, а я пока оформлю ее.
Гриффин уставился на анкету, как будто та была на иностранном языке:
– Не буду я заполнять эти чертовы банки, пока моя жена рожает! Вы спятили, леди?
Изнеможенно вздохнув, я выхватила у Гриффина планшет. Чтобы он, да без ругани?
– Я заполню, иди к Анне. – Обращаясь к медсестре, я добавила: – Мы думаем, что воды уже отошли.
Та кивнула и покатила Анну через двойные двери. Гриффин следовал по пятам. Прежде чем скрыться, он бросил через плечо:
– Спасибо, Кира.
Я вздохнула и села, вполне понимая, что мой племянник родится, скорее всего, пока я буду заниматься чертовой писаниной. Но пусть уж Анна и Гриффин разберутся на пару.
Заполнив анкету, я передала ее той самой медсестре, и она растолковала мне, куда отправили Анну. По пути обнаружился магазин подарков, и я задержалась там, чтобы купить голубого мишку. Затем я пошла к родильным палатам, поглаживая шелковую синюю ленточку, повязанную ему, как шарфик.
На сестринском посту я спросила номер палаты Анны и тут же заметила Гриффина. Он с очумелым видом шагал по коридору. При виде его лица меня охватил страх. Пройдя мимо, он рухнул в кресло. Разрываясь между ним и Анной, я осторожно присела рядом:
– Гриффин? Ты в порядке?
Все еще бледный, он посмотрел на меня. Его светлые глаза распахнулись широко.
– В жизни… не видел… ничего гаже…
Мой страх улетучился. Анна была цела и невредима. Я потрепала его по колену, и выражение лица Гриффина стало умиротворенным.
– И ничего невероятнее. – Глаза у него были на мокром месте, и я ощутила в горле комок. – Ты бы ее видела, Кира. Такая храбрая. – Я кивнула, испытав престранное желание обнять его, но он не дал мне, продолжив: – Можешь теперь навестить. Она совершенно прекрасна… Идеальная, как мама.
Мне понадобилась минута, чтобы осознать услышанное.
– Она? У Анны девочка?
Гриффин кивнул и уронил слезу:
– Проклятая тетка на УЗИ ошиблась. Анна была права… как всегда.
Я взметнула руки ко рту, придерживая всхлип, а затем обхватила Гриффина и крепко прижала его к себе. Он плакал и смеялся, а я ощущала нечто доселе нам неизвестное – глубокую родственную любовь.
Вытерев щеки, я вскочила на ноги:
– Какая палата?
Гриффин встал и указал на коридор, откуда только что вышел:
– Туда. Я провожу.
Сестра моя сияла, хоть и была вконец вымотана. Она держала крошечный сверток в розовом одеяльце и пастельного цвета чепчике. Я снова расплакалась. Когда Анна взглянула на меня, я заметила, что ее щеки тоже мокры.
– Кира, я сделала это.
Изнемогая от полноты чувств, я наклонилась обнять ее:
– Я знала, что ты отлично справишься.
Анна переложила крошечное существо так, чтобы мне было видно лицо: пухлое, розовое, щекастое, так и напрашивавшееся на поцелуй. Будто зная, что я смотрю, девчушка распахнула темно-синие глазки и уставилась на меня. Рот приоткрылся как бы в попытке улыбнуться. Гриффин не соврал, она была обворожительна, – пожалуй, я в жизни не видела ничего прекраснее. Нет, без «пожалуй» – точно не видела.
Одна ручка малышки оставалась свободной, и я осторожно потрогала ее. Пальчики инстинктивно сомкнулись на моем мизинце, я снова всхлипнула, а потом помахала голубым мишкой:
– Придется поменять на розового.
– Я же говорила этой корове, что будет девочка, – кивнула Анна.
Поглаживая маленькие пальцы, я обратилась к обоим:
– Значит… Миртл?
– Нет, – хрюкнула Анна. – Я ни за что не назову своего ребенка Миртл. Мы придумали кое-что получше.
Я переводила взгляд с одной на другого. Когда же они успели выбрать новое девичье имя? Они месяцами твердили о Максимусе. Гриффин ухмыльнулся, и меня охватила тревога по поводу имечка, предназначенного для моей племянницы.
– Ее зовут Гибсон.
Он сделал жест, будто брал аккорды, и я поняла. «Гибсон» – марка гитары. Странное имя для ребенка, тем более девочки, но классное для дочери рок-звезды. Мне оно сразу пришлось по душе.
Улыбнувшись, я чмокнула ее в щечку:
– Привет, Гибсон! Наконец-то увиделись!
Тут меня осенило, и я посмотрела на свою лучившуюся сестрицу. Мама названивала ей последние две недели и порывалась вылететь в Сиэтл, чтобы не пропустить роды. Анна ее тормозила и твердила, что еще рано. Если честно, ей, по-моему, просто не хотелось признаваться родителям, что она, вопреки их мнению, вовсе не в Сиэтле. Мама рассвирепеет, когда осознает, что пропустила рождение первой внучки.
– Анна, – пискнула я, – мама нас убьет.
Глава 24
Доброта и жестокость
Мы с Анной решили позвонить родителям утром. Сделанного не вернешь – какая беда, если они проведут в неведении еще несколько часов? К тому же у Анны пока не было желания обдумывать, что делать дальше, а мама с папой обязательно потребуют ответ. Анна хотела лишь побыть в тишине и покое со своей новорожденной дочкой.
