С гитарой, заброшенной за спину, он вскинул руку, направившись к микрофонной стойке, и помещение взорвалось воплями. Пока остальные ребята занимали свои места, Келлан пригнулся и пробормотал:
– С добрым вечером.
Я прыснула, услышав это переиначенное фирменное приветствие. Толпа возбужденно запрыгала. Когда крики отчасти стихли, в одном из секторов дружно грянули:
– Келлан, мы любим тебя!
Келлан прикрылся от яркого света рампы и присмотрелся к публике:
– Я вас тоже люблю, ребята!
Он рассмеялся, и девчонки в первом ряду едва не задохнулись – если вообще оставались в состоянии дышать.
Келлан извлек гитару из-за спины и обратился к толпе:
– Ну что, всем по кайфу?
От рева у меня зазвенело в ушах. Келлан склонил голову набок, развернул гитару, перекинул ремень через плечо. Корпус ее теперь прикрывал таз, и в этом было нечто болезненно эротичное.
– Не знаю, не знаю! Так, ребята, не веселятся!
Вопя и подпрыгивая, толпа постаралась доказать, что ей действительно по кайфу. Я покатилась со смеху.
– Давайте еще раз, – помотал головой Келлан. – Ну так что – всем, вашу мать, по кайфу или нет?
На сей раз он крикнул, и толпа слетела с катушек. Публика даже затопотала, и здание словно содрогнулось от землетрясения.
Келлан удовлетворенно оглянулся на Эвана и кивнул. Тот принял сигнал и сыграл вступление к первой композиции. Есть в мире вещи, от которых я никогда не устану! Одной из них были выступления Келлана. В нем жила искра, из-за которой от него было невозможно отвести глаз. И Келлан, в отличие от многих певцов, не просто стоял у микрофона и выдавал композиции одну за другой. Нет, он активно заводил толпу, превращая зрителей в участников шоу. Я не сомневалась, что в тот или иной момент каждый присутствующий ощущал с ним некую связь. Среди величайших достоинств Келлана было умение отлично звучать, сохраняя при этом озорную веселость, – во всяком случае, когда дело касалось музыки. Но у него были и другие плюсы, которые не имели никакого отношения к сценическому искусству.
Отыграв, «Чудилы» раскланялись и сошли со сцены. Келлан немедленно подхватил меня, будучи весь на взводе.
– Пошли в автобус, – шепнул он, ткнувшись носом мне в шею.
Прикрыв глаза, я обдумывала варианты. Джастин выступал следующим, а остальные музыканты продолжали толпиться и ликовать за сценой. Если мы скроемся прямо сейчас, нам, может, удастся побыть наедине. Когда все выступят, ребята рванут по автобусам и мы немедленно тронемся в путь, вдвоем уже не остаться.
Я потянула его к себе за шлевки джинсов, но тут толпа разразилась речитативом. Открыв глаза, я прислушалась, а Келлан вскинул голову и повернулся к сцене. Он взмок, волосы были влажные. Зрелище пленяло, а потому я стала смотреть туда же, куда и он.
– Что они скандируют? Не разберу…
Келлан сдвинул брови, вслушиваясь. Нет, это было не название группы – слишком длинно. Через пару секунд хор сложился и слово наконец зазвучало осмысленно.
– Они говорят «С печалью», – сообщил Келлан, полуобернувшись ко мне. – Хотят услышать сингл.
Я кивнула, теперь было слышно и мне. Келлан, хмурясь, вновь обратился к сцене:
– У нас нет трека с ее голосом. Мы не можем петь без Сиенны, разве что…
Когда он оглянулся на меня, глаза у него сверкнули блеском настолько дьявольским, что я мгновенно догадалась, о чем он подумал. Я оттолкнула его и попыталась вырваться. Келлан со смехом не отпустил меня, вцепившись крепко:
– Прости, милая. Ты же знаешь, я не люблю разочаровывать фанатов, а кроме тебя, здесь некому спеть за Сиенну.
Я принялась извиваться в его руках, поворотившись к нему спиной, но Келлан держал меня в тисках, и мне было не высвободиться.
– Ни за какие коврижки, Кайл! Я не пойду туда!
Не переставая смеяться, Келлан поволок меня задом на сцену:
– Извини, но сегодня мы поем вместе…
Я начала визжать и пинаться, как будто меня грабили, пока он наконец не отпустил меня.
– Неужели тебе не хочется, чтобы сбылась твоя мечта о девичьей группе? – спросил Келлан, чуть не плача от смеха. – Я помогу, а если затошнит, в углу есть ведро!
– Сегодня ты ночуешь в своем закутке, – крайне жестко уведомила я Келлана, сверля его убийственным взглядом.
Выражение его лица изменилось так быстро, что мне пришлось отвернуться, чтобы скрыть улыбку.
– Кира, я пошутил!
Притворяясь, будто не слышу его, я ринулась прочь.
– Кира! Ну ты же знаешь, что я прикалывался?
Не будучи в силах и дальше прикидываться, будто сержусь, я послала ему через плечо улыбку. Он просиял столь волшебно, что я поняла: угрозы мне не сдержать. Куда бы ни отправился Келлан, я телом, душой и сердцем автоматически последую за ним. Но только не на эту сцену.
* * *
Прошла неделя, и жизнь наладилась, став приятной обыденностью: переезд, размещение, выступление, сборы, следующий переезд. Иногда музыканты переходили из одного автобуса в другой, но в общем и целом «Чудилы» делили салон с пятью участниками «Уходя от расплаты», а прочие музыканты обосновались во втором. После первого же концерта Келлан предъявил права на единственную кровать. Он натянул в дверном проеме пару желтых лент – вход, дескать, воспрещен, – а в точке пересечения, где те образовали крест, прикрепил огромную вывеску: «Место зарезервировано мистером и миссис Кайл. Не входить. Гриффин, это и к тебе относится». Я была бесконечно благодарна Келлану за то, что он застолбил спальню прежде, чем ее осквернил Гриффин. Пока он, может быть, и практиковал моногамию, но мне все равно не хотелось делить с ним постель.
Басист надулся, но остальные нашли это забавным и оставили нам кровать, благо мы были единственной парой в автобусе.
Если не принимать в расчет фанатов, ежевечерне осаждавших Келлана с расспросами о Сиенне и требовавших в конце выступления исполнить песню с сингла, ажиотаж вокруг их союза начал сходить на нет. Я не сомневалась, что Ник был в ярости. Сиенна, наверное, тоже. Но она сделала свое дело, а Келлан – свое. Запас провокационных материалов не пополнялся, а потому не находилось никакого повода и дальше удерживать мнимую парочку в топовых новостях.
Вопросы, впрочем, не иссякали.
– Скажи-ка мне, Келлан, так что же все-таки происходит между тобой и Сиенной Секстон?
Радиоведущая зависла над микрофоном, пытливо сверля Келлана глазками-бусинами. Не знаю уж, почему она выглядела так, будто только что затронула тему жизни и смерти.
Келлан улыбнулся, но мне было ясно, что про себя он вздохнул. Его уже тошнило отвечать одно и то же, а это повторялось из города в город. Наверное, он мог бы вернуться к формулировке «без комментариев» хотя бы потому, что разглашение своих жизненных обстоятельств сводило его с ума.
