– Келлан, – еле выдавила я из себя, сделав слабую попытку перекричать дождь.
Он услышал и резко повернул голову. Взгляд метнулся к двойному надгробью у моих ног. Он сделал вдох, успокаиваясь, затем шагнул ко мне. Когда он подошел, его била дрожь – возможно, просто от холода. Он тупо уставился на могилу. Не говоря ни слова, присел на корточки. Провел пальцами по материнскому имени, затем по отцовскому. Потом положил руку на мокрую траву перед плитой и закрыл глаза.
Лил дождь, и струи текли по щекам Келлана, но я различила слезы и в безмолвной поддержке взяла его за плечо. Когда он открыл глаза, те были мокры, и я с трудом проглотила комок. Сколько еще этим людям причинять ему боль? Келлан любовно и нежно положил по букету под каждым именем. У меня разрывалось сердце от торжественности момента. После всего причиненного зла, грубых слов, жестоких атак, после того как они выпестовали в нем чувство собственной никчемности, из-за которого он вообразил, будто недостоин любви, он все равно продолжал любить их. Слова «любимым родителям» показались мне странными, но может быть, зря. Справедливо или нет, но сын любил их.
Чуть слышно сквозь дождь Келлан произнес несколько прощальных слов:
– Простите, что не оправдал надежд. – Его взгляд перешел к материнскому имени. – Прости, что разбил твою жизнь. – Теперь к отцовскому. – Вашу жизнь. – Он прерывисто выдохнул, роняя с губ капли дождя. – Я хотел, чтобы вышло иначе, но одного желания мало. Поэтому я решил просто попрощаться… и… – Он сглотнул, и на его лице было написано такое страдание, что мне стоило недюжинных усилий не расплакаться. – Я люблю вас обоих.
Когда Келлан наконец выпрямился, он шмыгнул носом, его подбородок подрагивал. Я обняла его за талию, утешая, чем могла, и сглатывая слезы. Он крепко держал меня, не сводя глаз с могилы родителей. После минуты молчания Келлан спросил:
– Как по-твоему, они гордились бы мной? Хоть капельку?
Его голос надломился, и я стиснула Келлана крепче. Не нарушить ли нашу договоренность и не солгать ли ему? Не скажешь же, что я в действительности думаю о его сволочных родителях.
– Не знаю… – ответила я, решив все же не лгать. – Но тобой горжусь я. За все, что ты сделал, в том числе и за сегодняшнее.
Переполненная сочувствием, я все же не сдержала слез. Увидев, что я пошла вразнос, он тоже заплакал. Он кивнул, пытаясь собраться, но вдруг закрыл руками глаза и тихо всхлипнул. Я притянула его к себе, и он вцепился в меня. Уткнувшись мне в шею, он плакал – плакал о том, что перенес, что потерял и чего никогда не имел.
Когда мы оба испытали эмоциональную опустошенность, Келлан ткнулся мне в голову лбом. Дождь, как и слезы, сошел на нет и лишь моросил.
– Я люблю тебя, Кира… Очень-очень.
Наши губы соприкоснулись, и я ощутила вкус слез вперемешку с дождем. Мы целовались. Вокруг стояла величественная тишина: ни птичьего пения, ни шума машин, лишь легкий шелест дождя по опавшим листьям, не вынесшим собственной тяжести, – очищающее безмолвие.
Мое внимание привлекла вспышка света. Я сочла ее отблеском наконец проглянувшего солнца от фольги с ближайшего букета, однако различила знакомое жужжание и кликанье. Отстранившись друг от друга, мы с Келланом одновременно взглянули на человека, стоявшего возле деревьев и снимавшего нас. Должно быть, какой-то ушлый папарацци поехал за нами в надежде разжиться доходным снимком. И это ему удалось. Я не сомневалась, что фотография Келлана, целовавшего меня под дождем, уйдет за тысячи.
Лицо Келлана исказилось от гнева.
– Да ты издеваешься!
Моя печаль смешалась с досадой. Эта смесь тут же вылилась в слепящую ярость. Меня достала эта мыльная опера. Пусть обожатели пары Келл-Секс, пресса, Ник и Сиенна поцелуют меня в жопу! Равно как и этот мужик, нарушивший наше уединение!
Сжав кулаки, я крадучись устремилась к нему. Мужику это понравилось. Камера защелкала еще энергичнее.
– Совсем совести нет? Мы же на кладбище! – Я простерла руки в сторону Келлана. – Человек страдает, это же видно! Имейте хоть каплю уважения, черт вас дери!
До фотографа оставалось несколько шагов. Он улыбался во весь рот, наслаждаясь происходящим. В глазах у него буквально горело по доллару. Кровь у меня вскипела. У него изменится настроение, когда я вдребезги расколочу эту симпатичную камеру. Я изготовилась прыгнуть, но Келлан поймал меня за руку:
– Нет, не надо…
– Изменяешь Сиенне? – переключился фотограф на Келлана. – Вот кто твоя маленькая грязная госпожа, Келлан?
Келлан загородил меня и нацелил палец ему в грудь:
– Она мне не госпожа! Фильтруй базар, урод!
Тот отступил на пару шагов, продолжая снимать:
– Ясно, ты жаришь эту сучку втайне от Сиенны. Конец твоему секрету! Попался, чувак! С поличным! Теперь твоя кобылка будет красоваться на первой полосе!
Келлан ухмыльнулся. Фотограф, похоже, решил, что ему весело, но я знала мужа лучше. Келлан рассвирепел. Нет, он больше чем рассвирепел. До оплеухи оставалось три секунды. Стиснув кулаки, он размахнулся и врезал мужику в челюсть. Ой! Я ошиблась: не три, а одна.
Фотограф потерял равновесие и жестко приземлился на задницу. Камера вывалилась у него из рук, но, к сожалению, не разбилась, благо висела на шее. Быстро оправившись, он вскинул ее и возобновил съемку:
– Ну ты попал, чувак! Теперь я тебя вообще засужу!
Он продолжал улыбаться, несмотря на кровь, струившуюся из рассеченной губы.
Келлан шагнул вперед, но я удержала его. Дело могло обернуться кое-чем похуже простого рукоприкладства.
– Оставь его, Келлан. Не стоит мараться.
– Этот идиот тебя снял, – коротко взглянул на меня он.
– Ну, значит, снял, – вздохнув, помотала головой я. – Это не стоит ареста.
Келлан нехотя позволил отвести себя от мужчины, который уже потешался над нашей незадачей.
– Ты гнида, понял? – яростно выпалил Келлан.
– Зато не прячусь по углам от крутейшей телки в мире! – крикнул в ответ тот. – Кем ты себя возомнил?
– Я женат на крутейшей телке в мире и хрен буду прятаться от нее по углам, сволочь, – пробормотал Келлан, отвернувшись от него.
Даже обмирая от ледяного ужаса, я, в свою очередь, обвила Келлана за талию рукой и улыбнулась:
– Наверное, не самый умный поступок… но я чертовски рада, что ты ему засветил.
Келлан приобнял меня и оглянулся на фотографа, все продолжавшего снимать:
– Я тоже.
С высоко поднятыми головами мы вернулись к такси. Все мои старания держаться в тени оказались напрасными, теперь я прославлюсь. Благодаря мощному объективу этого козла наш с Келланом поцелуй попадет в топ новостей. Мое лицо запомнят все. Прощай, мое инкогнито, а заодно и свобода. Мне больше не затеряться в толпе. Одержимые полоумные фанаты пары Келл-Секс узнают обо мне, и это лишь вопрос времени.
