— Ах, милый, восхитительный дядюшка! — с восторгом воскликнула Елизавета, взяв его руку и изо всех сил сжимая ее своими тонкими пальцами.
— Смотри, чтобы мясо по дороге не превратилось в розы! — продолжал он. — От них мало пользы бедному ткачу. Ты поступаешь, как святая, имя которой носишь.
— Да, однако же мне не приходится бояться жестокого ландграфа. Впрочем, я все-таки не сказала бы ему неправды.
— Ишь ты, какая героиня!..
— Мне кажется, заведомая ложь требует гораздо больше мужества.
— Ты права, моя девочка, я тоже не смог бы. А вот и Сабина!
Действительно, из дверей вышла ключница и, передавая Елизавете мясо, шепнула лесничему, что господин фон Вальде, вернувшийся вчера из путешествия, уже некоторое время ждет его.
— Где? — спросил лесничий.
— Здесь, в столовой.
Они стояли как раз около окна этой комнаты, которое было открыто. Елизавета, вспыхнув, быстро обернулась. Дядя состроил прекомичную физиономию и, поглаживая свою бороду, с улыбкой проговорил:
— Вот тебе раз! Ты заварила хорошую кашу! Он все слышал!
— Очень хорошо, что ему пришлось выслушать правду! — гордо подняв голову, сказала девушка, а затем, распрощавшись с Сабиной и дядей, медленно пошла в сторону Линдгофа.
В первую минуту ей стало не по себе оттого, что фон Вальде, хотя и невольно, слышал ее суждения, но потом она решила, что так же открыто сказала бы ему правду в глаза. Но поскольку невозможно было помыслить, что он когда-нибудь станет спрашивать ее мнение (такое предположение показалось ей смешным), даже к лучшему, что он случайно узнал правду, хотя и из девичьих уст. Однако почему он так неожиданно вернулся? Елена фон Вальде предполагала, что он будет отсутствовать еще не один год и даже третьего дня не подозревала о его возвращении. Эльзе невольно вспомнилась вчерашняя встреча. Ведь незнакомец, остановивший ее, сказал, что он путешественник. Но этот добродушно улыбающийся старичок не мог быть мрачным, гордым владельцем Линдгофа. Вероятно, им был тот, который молча ждал в кустах, пока его спутник наведет справки о заинтересовавшем их свете в развалинах. Но что фон Вальде понадобилось от дяди, который, насколько Елизавета знала, никогда не имел к нему никакого отношения?
Эти и другие подобные мысли занимали Елизавету, пока она шла к домику ткача.
Муж и жена заплакали от радости при виде неожиданного приношения. Елизавета покинула их дом, сопровождаемая искренними пожеланиями всяческого благополучия, и направилась через деревню в замок на обычный урок музыки, который, несмотря на прибытие хозяина, не был отменен.
С приездом фон Вальде замок совершенно преобразился. Окна первого этажа, обыкновенно прятавшиеся за закрытыми ставнями, теперь ярко блестели на солнце.
В комнатах передвигали мебель, выколачивали пыль, все мыли и чистили. Через открытую стеклянную дверь был виден большой зал. На ступенях, ведущих в сад, положив голову на лапы, лежала большая борзая. У открытого окна садовник устанавливал на жардиньерке
[34]
цветы, а старый дворецкий Лоренц ходил по комнатам с видом судебного следователя.
Елизавете невольно бросилось в глаза, что все, попадавшиеся ей навстречу, имели другое выражение лица, чем обычно. Даже в глазах старого Лоренца светился какой-то радостный огонек, хотя он в эту минуту и вычитывал за что-то людей, выколачивающих пыль. Его голос звучал сегодня так громко, что девушка с изумлением подняла на дворецкого взгляд, так как Лоренц всегда входил в комнату на цыпочках и докладывал вполголоса.
Удивленная такой активной жизнедеятельностью, девушка посмотрела на крыло, занимаемое обеими дамами. Там царила полная тишина. В покоях баронессы были опущены все шторы и занавески, ни один звук не доносился из-за дверей, мимо которых проходила Елизавета. Воздух узкого коридора был пропитан пронизывающим запахом валериановых капель. Из последних дверей выглянула, наконец, чья-то голова, но в каком виде! Это была старая камеристка баронессы, вероятно желавшая посмотреть, кто осмелился нарушить торжественную тишину покоев. Чепчик у камеристки съехал набок, один из фальшивых локонов выбился из прически, лицо имело совершенно растерянное выражение, а на выдающихся скулах горели ярко-красные пятна. Она нахмурилась, отвечая на поклон Елизаветы, и быстро исчезла за дверью.
Девушка несколько раз постучала в комнату Елены и, не дождавшись ответа, все же решилась войти. Не только гардины, но и плотные шелковые шторы были сдвинуты. Глубокий мрак и мертвая тишина смутили Елизавету, и она собралась покинуть комнату, как вдруг раздался слабый голос Елены. Она лежала в кресле в глубине комнаты, зарывшись головой в подушки.
— Ах, милое дитя, — проговорила она, положив свои холодные влажные руки на руку Елизаветы, — у меня был нервный припадок. Никто этого не заметил, и я чувствовала себя такой заброшенной в этой комнате. Пожалуйста, откройте окно, мне нужен воздух, теплый свежий воздух.
Елизавета тотчас же исполнила ее желание. А когда дневной свет упал на бледное лицо Елены, стало заметно, что у нее заплаканные глаза.
Солнечные лучи, осветившие комнату, тут же взбодрили Елену, чего Елизавета не ожидала. Она сильно испугалась, когда вдруг из угла послышался резкий крик. Там качался на кольце белоснежный какаду с высоким темным хохолком.
— Боже, это ужасно! — воскликнула Елена, затыкая уши. — Эта отвратительная птица сильно раздражает меня!
Взор Елизаветы с удивлением остановился на маленьком чужестранце и скользнул по комнате, напоминавшей базар. На всех столах и стульях лежали богатые ткани, шали, книги в дорогих переплетах и различные принадлежности туалета. Елена, проследив за взглядом Елизаветы, отрывисто проговорила:
— Это все подарки моего брата, который вчера неожиданно вернулся.
Как холодно при этом звучал ее голос! На ее заплаканном лице не было и тени радости, кротость сменилась досадой и даже гневом.
Елизавета молча наклонилась и подняла букет чудных, уже почти завядших камелий, лежавший на полу.
— Ах да! — проговорила Елена, поднимаясь. — Это утренний привет моего брата. Букет упал со стола и был забыт. Пожалуйста, поставьте его в вазу.
— Бедные цветочки! — вполголоса произнесла Елизавета, расправляя поникшие лепестки. — Распускаясь, они и не подозревали, что попадут в такую холодную атмосферу.
Елена испытующе взглянула на девушку, и в ее взоре отразилось раскаяние.
— Поставьте цветы на окно, там больше воздуха, они, может быть, оживут, — шепнула она. — О боже! — Она опустилась в кресло. — Он чудесный человек, но его появление нарушает гармонию нашей жизни.
Елизавета недоверчиво взглянула на Елену, полулежавшую в кресле с таким видом, будто судьба послала ей самое тяжкое испытание. Девушка и вчера не могла себе объяснить поведение Елены, сегодня же она была подавлена, осознав, насколько странен и непонятен ее характер. Куда так внезапно исчезло чувство глубокой благодарности, с которым Елена обычно говорила о своем брате? Неужели нежность, как казалось, переполнявшая ее сердце, могла так быстро испариться, и она злилась теперь из-за того, что должно было стать для нее радостным событием? И если даже прибывший не симпатизировал тем людям, в окружении которых Елена чувствовала себя счастливой, если даже он противился исполнению ее желаний, то неужели же между ними так скоро могло наступить охлаждение, а то и озлобление? Елизавета вдруг почувствовала глубокую жалость к человеку, который плавал по далеким морям, путешествовал по разным странам, а возвратившись домой после долгого отсутствия, стал неким разрушительным элементом. Как глубоко должно было затронуть его то обстоятельство, что вместо сердечного приема он нашел в сердце своей сестры лишь безразличие и холод!
