— Здравствуйте, э-э-э… — сказал он и, замешкавшись на
пороге, тупо глядел на меня несколько долгих секунд.
Я в ответ мило улыбнулась и в унисон Липе пропела:
— Здра-а-авствуйте!
Горчаков был моей тайной любовью. Мечтой, причем изначально
недосягаемой. Это было примерно то же самое, что влюбиться в какого-нибудь Тома
Круза. Горчакова тоже нельзя потрогать руками, хотя каждый божий день я
подходила к нему так близко, что чувствовала запах его туалетной воды. Он,
конечно, не знал, как я к нему отношусь. Скажи ему кто-нибудь, что он возбуждает
в своей исполнительной помощнице жаркие чувства, думаю, он просто не поверил
бы.
Горчакову исполнилось тридцать лет. Метр восемьдесят два,
приятное лицо со всеми атрибутами мужественности, каштановые волосы, потрясающе
выразительные глаза. Короче, у него были все данные для того, чтобы покорять
женщин. Но он покорил одну-единственную, свою жену. Ее именем он назвал фирму.
Я ни разу не видела Альбину Горчакову, но мне было
достаточно короткого замечания Липы: она красавица, и ей всего двадцать один год.
Поскольку их сыну Жене недавно исполнилось три, выходило, что брак для девушки
был ранним, а любовь наверняка пылкой. Горчаков постоянно звонил ей по телефону
со службы, интересовался, как дела. Заметьте — не она ему, а он ей. Вот что
такое примерный семьянин! Я до слез завидовала этой женщине.
Раскрыв блокнот, я написала сверху число, потом цифру 1 и
старательно вывела: «Пришел на службу в 10.00, скрылся в своем кабинете».
Интересно, может ли эта информация навредить Горчакову? Через полчаса он вызвал
меня к себе. Кто-то что-то напутал с последним договором. Пытаясь разобраться в
бумажках, я наклонилась над сидящим в кресле шефом, начисто лишив его
возможности избежать близости моего декольте.
В разгар нашего диалога в кабинет зашел заместитель
Горчакова Степан Потоцкий. Этот сразу оценил мой вид, поцокал языком и, позабыв
на время о делах, завел какой-то игривый разговор. Наконец Горчаков напомнил о
себе сухим покашливанием, и я ретировалась. На сегодня достаточно. Я записала в
свой блокнот еще пару пунктов, не забыв упомянуть визит Потоцкого и звонок шефа
жене.
По мере приближения конца рабочего дня на душе у меня
становилось все противнее. Одно дело — стучать на нелюбимого шефа, и совсем
другое — на любимого мужчину. Листок из блокнота жег мне руки. Я сунула его в
сумочку и медленно двинулась в сторону «Белорусской». Все во мне бунтовало
против этой поездки. Ноги не шли, сделавшись пластилиновыми, горло пересохло,
руки тряслись.
Я немного постояла перед входом в метро, потом плюнула и,
достав из сумочки злосчастный листок, бросила его в урну. Отряхнув руки, словно
от какой-то гадости, я отправилась гулять по дорогим магазинам. Когда
фээсбэшники позвонят (а они позвонят обязательно!), я скажу, что передумала.
Что просто не могу предавать своего шефа. Что для меня это настоящая пытка.
Лучше уж я уволюсь.
Мысль об увольнении пугала. Уволиться — означает потерять из
виду объект своего обожания. Ради чего я должна жертвовать личным счастьем?
Егор дал о себе знать в десять часов вечера. Я только вышла
из душа и, включив фен, едва не прозевала телефонный звонок., — Ну? —
спросил он, не считая нужным представляться. — Почему вас не было в
условленном месте?
От его голоса все мои внутренности мгновенно сжались в
комок. Туда же попал и язык. Я еле-еле вытащила его из общей кучи-малы и
промямлила:
— Я подумала и посчитала это непорядочным. Ну… следить
за своим начальником. Который мне как отец родной…
— Послушайте, девушка, — процедил Егор. —
Кажется, вы в субботу плохо меня расслышали. Я кое-что сказал про вашего мужа.
Ведь он вам дорог? Хотя бы как материальный источник существования?
— Зачем вы меня пугаете? — возмутилась я. —
Это некрасиво!
Егор рассмеялся в трубку, как Фантомас в одноименном фильме
— с отчетливыми раздельными «ха-ха-ха».
— Я вас не пугаю, а предупреждаю, — прошипел
он. — А предупреждаю я всего один раз. Понятно?
Телефон посылал короткие гудки прямо в мой мозг, лихорадочно
искавший способ избежать ловушки. Они угрожают. Матвей — самая близкая мишень.
Еще у меня был младший брат в Смоленске, а у него, в свою очередь, умница-жена
и двое очаровательных детишек. Я поняла: если что — дело дойдет и до них. Где
же выход?
Вторник прошел гораздо хуже, чем понедельник. Несмотря на
то, что я снова облачилась в свое старое платье, Горчаков поглядывал на меня с
подозрением и разговаривал как-то странно, будто я только что перенесла
мозговую горячку. Липа оставалась невозмутимой, словно факир в окружении
восторженной публики.
— Жара действует на умственные способности
мужчин, — сделала она вывод после того, как Горчаков вышел в приемную,
молча постоял на пороге, стушевался и снова скрылся в своем кабинете.
— Мне кажется, его потрясло то, что вчера я пришла на
работу полуголой, — честно призналась я.
— Так это ж было вчера. Думаешь, он настолько
впечатлительный?
Я пожала плечами. И тут на моем столе зазвонил телефон. Это
снова оказался Егор. Наверное, он решил начать психическую атаку.
— Марина Александровна? Надеюсь, вы сегодня придете?
— Нет, не приеду, — дрожащим голосом заявила
я. — Я же вам все популярно изложила вчера.
— И не передумали? — с преувеличенным сожалением
сказал он. — Наверное, я плохо все объяснил. Ну ничего, в следующий раз
постараюсь сделать это более доходчиво.
Я положила трубку на рычаг, попав только с третьего раза. В
горле у меня стоял ком, я готова была разреветься. Две слезинки повисли у меня
на ресницах. В этот момент в поле моего зрения снова появился Горчаков.
— Что случилось? — тревожно спросил шеф, подходя к
моему столу.
— Ничего, — пробормотала я. — Все в порядке.
— Я же вижу, что нет.
— Какой-то тип добивается от нее взаимности, —
сказала со своего места Липа, нимало не смущаясь. — Наверняка чем-нибудь
шантажирует. Я права, Мариша?
— А вы разве не замужем? — растерянно спросил шеф.
Липа фыркнула, собирая свой портфель, я предпочла просто
кивнуть.
— И что ваш муж, он… м-м-м… никак не реагирует на
ситуацию?
Липа жизнерадостно попрощалась с нами и вышла из офиса.
Слезинки сорвались с ресниц и покатились по щекам, подгоняемые следующими.
— Он… Он ничего не знает, — пробормотала я,
пытаясь остановить слезы.
Почему-то мне казалось, что, проявляя ко мне повышенное
внимание, Горчаков как бы играет на руку фээсбэшникам.
— Я не могу вам чем-то помочь? — неуверенно
спросил шеф.
— Нет, ну что вы, Сергей Алексеевич! Мне так неловко. Я
сама разберусь. Но все равно спасибо за предложение.
