— Надеюсь, ваш отец скоро поправится.
— Спасибо. Я тоже на это надеюсь.
Водитель захлопнул дверцы и занял место за рулем. Женщина осталась стоять на краю тротуара, чуть ли не по стойке смирно, опустив руки и хмуро глядя вслед машине «скорой помощи», когда та плавно отъехала. По совету полиции они обменялись записками с именами и адресами. Бернард достал из нагрудного кармана клочок бумаги и прочел имя: Иоланда Миллер. Адрес ничего ему не сказал — какие-то Вершины. Завывая сиреной, «скорая» свернула за угол, и женщина пропала из виду.
— У вашего отца есть на что-нибудь аллергия? — спросил Бернарда парамедик. Он на ходу заполнял карту.
— Ничего такого, насколько мне известно. А вот интересно, сколько стоит вызов «скорой»?
— Стандартная стоимость сто тридцать долларов.
— У меня нет с собой таких денег.
— Не волнуйтесь, вам пришлют счет.
Тонированные стекла «скорой» сделали весь мир голубым, словно автомобиль был подводной лодкой, а Вайкики стоял на морском дне. Пальмы клонились из стороны в сторону, как морские водоросли под напором прибоя, косяки туристов проплывали мимо, тараща глаза и разевая рты. Движение было интенсивным, и «скорой» часто приходилось останавливаться, несмотря на вой сирены и мигающие огни. Во время одной такой остановки Бернард вдруг встретился взглядом с рыжеволосой девочкой-подростком из тревелуайзовской группы. Она стояла на тротуаре, всего в нескольких ярдах, и смотрела прямо на него. Он выдавил приветственную улыбку и изобразил пожатие плечами, как бы говоря: «Посмотри-во-что-я-влип», но она продолжала тупо на него пялиться. Тогда он сообразил, что для нее окно «скорой» непроницаемо, и почувствовал себя глуповато. Однако, к его изумлению, девочка вдруг состроила жуткую гримасу насмешки и презрения, до предела скосив глаза и высунув язык. Затем, так же быстро, как и появилось — он даже подумал, не привиделось ли ему это, — демоническое выражение лица девочки сменилось обычной маской безучастности. «Скорая» поехала дальше, и девочка осталась позади.
— Аманда! Не отставай!
Четкий, пронзительный голос, принадлежащий англичанину, заставляет повернуться сразу несколько голов на кишащем людьми тротуаре — и, хоть и не сразу, Амандину. Чтобы разрядиться, она корчит дикую рожу в сторону шумной «скорой», а потом, приняв свой обычный вид, поворачивается и рысит за отцом.
— Ты потеряешься, если будешь невнимательна, — ругается мать, когда Аманда догоняет своих. — И весь остаток отпуска нам придется тебя разыскивать.
— Я могу и сама вернуться в гостиницу.
— Ну, разумеется, мисс, рада это слышать, — с сарказмом отзывается ее мать. — Я не уверена, что я могу — мы уже идем, наверное, несколько часов.
— На самом деле одиннадцать минут, — сообщает Амандин брат Роберт, сверившись со своими электронными часами.
— А по этой жаре кажется, что прошли часы. Вот уж не думала, что мы будем жить так далеко от пляжа. Называя эту гостиницу прибрежной, людей вводят в крайнее заблуждение.
— Я собираюсь жаловаться, — бросает через плечо мистер Бэст. — В письменной форме.
Звук сирены «скорой помощи» теряется вдали.
— «Пальцы на руках скрещу и туда не попаду», — бормочет себе под нос Аманда и пытается скрестить внутри сандалий пальцы ног, неуклюже продвигаясь при этом вперед и стараясь не наступить на швы между плитами тротуара — все что угодно, только бы заглушить осточертевшую перебранку родителей. Неужели все взрослые такие? Вряд ли. Не похоже, что другие девочки только и делают, что умирают со стыда за родителей, которые устраивают или неизменно готовы устроить свару на людях.
Рассел Харви, или Расс, как его называют друзья и коллеги по торговому отделу инвестиционного банка, в котором он работает в лондонском Сити, слышит отдаленный звук сирены «скорой помощи» с балкона своего номера на двадцать седьмом этаже отеля «Вайкики Шериден», где он завтракает в одиночестве. Судя по всему, во время собственного свадебного путешествия ему придется большинством вещей заниматься в одиночку, включая секс. Сесили все еще спит или притворяется спящей на одной из двуспальных кроватей. Расс только что покинул другую. Видимо, во всех комнатах отеля стоят по две двуспальных кровати, что, на взгляд Расса, небольшой перебор. Накануне вечером Сесили легла первой, подготовившись ко сну в запертой изнутри ванной комнате, а когда он забрался к ней под простыню, она взяла и молча перебралась на другую кровать. Расс не стал ее преследовать, так как у него сложилось впечатление, что она вполне готова играть в «музыкальные кровати»
[23]
сколько угодно. На душе у него погано. Само собой, дело не в исполнении брачных обязанностей или удовлетворении долго сдерживаемого желания — в конце концов они с Сесс живут вместе уже почти два года, — но мужчина во время медового месяца вправе рассчитывать на секс по требованию.
Расс встает, облокачивается на перила и угрюмо следует взглядом по изгибающейся, отороченной пальмами линии берега — до горы с плоской вершиной, которая торчит из воды и которую принесший завтрак официант назвал Алмазной головой. Расс признает, что вид живописный, но настроение лучше не становится. Вой сирены нарастает. Расс смотрит вниз, на перекресток, где прямо на асфальте нарисован огромный пятилепестковый желтый цветок
[24]
. Они тут просто помешаны на цветах. Прошлым вечером головки цветов лежали на подушках, еще один плавал в унитазе, а сегодня утром цветок, который он вполне мог случайно проглотить, венчал даже горку кукурузных хлопьев.
«Скорая» приближается, проезжает по пятилепестковому цветку и тут же попадает в пробку. Завывание сирены сменяется отчаянным повизгиванием. Затем застопорившееся движение возобновляется, «скорая» проскальзывает в образовавшуюся брешь и — только ее и видели. Расс лениво размышляет, кто бы мог там быть. Какой-нибудь пожилой турист, возможно потерявший сознание из-за сердечного приступа (на балконе уже жарко, как в преисподней); какой-нибудь похотливый мужик, приехавший в свое второе свадебное путешествие и ущемивший позвонок в самый разгар совокупления; какой-нибудь разнесчастный, отвергнутый любовник, который...
Внезапно Рассу приходит в голову идея. Он встает на стул у открытого, словно во внутренний дворик, окна и раскидывает руки — утреннее солнце отбрасывает его крестообразную тень в комнату, — он приглушенно вскрикивает и боком мягко спрыгивает на балкон, скорчившись у стены, чтобы его не было видно из комнаты. Расс сидит так несколько долгих минут, свернувшись клубочком и вес больше чувствуя себя дураком. Затем тихонечко заглядывает в комнату. Сесили не шевельнулась. Или она действительно спит, или разгадала его хитрость. Или она просто еще более бессердечная сучка, чем он думал.
