— Поцелуи не представляли для меня трудности, — сказала Урсула. — Я всегда любила целоваться и обниматься. Моя беда была в другом.
Академический порыв Бернарда, натолкнувшись на препятствие, угас. Бернард молчал, не зная, что сказать.
— Я никогда не удовлетворяла Рика в этом смысле. Всегда была скованна. Он так и сказал, когда мы расстались.
— Мне жаль, — пробормотал Бернард.
— Я никогда не могла заставить себя прикоснуться к его... его штуке, понимаешь. Просто не могла. — Она говорила с какой-то усталой медлительностью, закрыв глаза, как на исповеди. — Он всегда заставлял меня держать его, а потом из маленькой дырочки на конце мне на руку вытекало что-то похожее на слизь.
— Рик заставлял тебя это делать? — прошептал Бернард.
— Нет, не Рик. Шон. Потому я никогда и не могла так же дотрагиваться до Рика.
Бернард вспомнил почта разорванную надвое фотографию, на которой трое детей сидели в поле — двое помладше прищурились в объектив, а старший мальчик ухмыляется позади них, засунув руки в карманы. Страшная мысль поразила его.
— Урсула, — спросил он, — а папа, он когда-нибудь... делал это?
— Нет, — ответила Урсула. — Но Джек знал об этом.
— Кажется, это случилось как-то летом, когда семья еще жила в Ирландии, — рассказывал потом Иоланде Бернард. — Они тогда жили на окраине Корка. Были школьные каникулы. Умирал какой-то родственник, и моя бабушка подолгу отсутствовала дома, помогая той семье. Дедушка целыми днями работал. Дети были предоставлены сами себе. Шону, старшему, было шестнадцать, как считает Урсула. Ей — семь, папе — около двенадцати. Шон воспользовался ситуацией. Он уводил Урсулу гулять, угощал ее конфетами, сделал своей любимицей. Поначалу она была польщена. В первый раз он обнажился, представив все как шутку. Потом это вошло в обычай, сделалось их тайной. Когда он начал мастурбировать, она поняла, что тут что- то не так, но была слишком напугана, чтобы что-то предпринять.
— Он что-нибудь делал с ней... я имею в виду развратные действия?
— Нет, ничего такого, это она сказала точно. Но из- за Шона у нее развилось отвращение к сексу, которое она так и не смогла преодолеть. Она сказала, что это разрушило ее брак. Помешало снова выйти замуж. По ее словам, она всегда флиртовала, у нее была масса поклонников, но как только дело доходило до постели, она шла на попятную.
— Какая печальная история, — сказала Иоланда. — Еще печальнее твоей.
— Моя уже больше не печальная, — с обожанием произнес он, поглаживая ее округлое обнаженное бедро. Они лежали на кровати в номере 1509. Любовью они занялись сразу же, как только встретились, на этот раз поспешно и страстно, как любовники, по мнению Бернарда, а не как учитель и ученик. (Хотя Иоланда не преминула сообщить, что он принял миссионерскую позу, «что вполне естественно, не так ли?» — лукаво спросила она.) — Но я согласен с тобой, — продолжал он со всем пылом неофита сексуальной откровенности. — Я хочу сказать, что такого в пенисе, что такого в сперме, — он приподнял свой липкий, уменьшившийся в объеме член и разжал пальцы, — что один их вид должен разрушить женщине всю жизнь?
— В насилии над детьми необязательно важен физический акт. Шрамы оставляют страх, стыд.
— Ты права, — согласился Бернард. — Урсула была убеждена, что это она находится в состоянии смертного греха, а вовсе не Шон; и поскольку она не могла заставить себя упомянуть об этом на исповеди, то годами жила в страхе внезапной смерти, уверенная, что отправится прямиком в ад.
— Позже она никогда не говорила об этом с Шоном?
— Никогда. А потом он погиб на войне и был канонизирован нашей семьей, и сказать об этом стало невозможно. До сегодняшнего дня она не говорила об этом ни одной живой душе, ты можешь представить? Должно быть, в первую очередь именно поэтому она и хотела, чтобы папа к ней приехал, потому и просила меня убедить его. Поговорив с папой, она хотела очистить память, изгнать призрак Шона. Но теперь, когда этот момент настал, она боится, и я ее понимаю. Я не знаю, как он это воспримет. И в довершение всего приезжает Тесса, чтобы еще больше все усложнить.
— Что имела в виду Урсула, когда сказала, что твой отец «знал»?
— О, однажды он застал их. Шон обычно уводил ее в старый сарай в конце сада. Папа тогда за чем-то пошел туда, и они не услышали его приближения. Она помнит, как он неуверенно открыл дверь и внезапно остановился на пороге, улыбнулся и открыл рот, собираясь заговорить, а потом улыбка его померкла, когда он понял, чем они занимаются. Тогда он повернулся и, не сказав ни слова, убежал. Лихорадочно застегивая штаны, Шон пообещал Урсуле — она помнит его слова по сей день: «Не волнуйся насчет Джека, он никогда не станет шпионить. Так и было. Он никому не сказал ни слова. Сначала Урсула обрадовалась, потому что смертельно боялась, что родители узнают. Но потом, когда выросла, стала винить Джека. Он мог остановить все это, считает она, просто припугнув Шона, что донесет на него.
— Ты хочешь сказать, что это так и продолжалось?
— Да. Все то лето, и папа знал обо всем. Урсула винит его за это.
— Неудивительно.
— Она хочет, чтобы он попросил прощения. Хочет искреннего раскаяния. Не уверен, что она его получит.
— Так помоги ей, — сказала Иоланда.
— Ты о чем?
— Постарайся все устроить. Подготовь отца. Проследи, чтобы в нужный момент они остались наедине.
— Что-то я не уверен, что смогу говорить об этом с папой. В любом случае Тесса мне не даст. Она вмешается.
— Тебе придется заставить ее помочь.
— Ты не знаешь Тессу.
— Но скоро узнаю, верно?
Приподнявшись на локте, он уставился на нее.
— Ты хочешь сказать, что намерена с ней познакомиться?
— А ты что, собирался держать меня в секрете?
— Нет... — начал он, — конечно нет. — Но лицо выдало его.
— Думаю, собирался! — поддразнила Иоланда. — По-моему, ты хотел утаить от всех эту ловкую бабенку, с которой ежедневно видишься и предаешься запретному сексу. — Она довольно сильно его ущипнула, так, что он вскрикнул.
— Не глупи, Иоланда, — сказал он, краснея.
— Ты кому-нибудь говорил, что встречаешься со мной? Своей тете? Отцу?
— Вообще-то нет. А ты сказала Рокси?
— Она знает, что я с тобой вижусь. Не знает только, что мы с тобой спим, зачем ей это?
Бернард задумался.
— Ты, как всегда, права, — согласился он. — Я боялся сказать им. Давайте завтра все втроем пообедаем.
2
Ориентируясь по указателям, Бернард ехал к терминалу прибытия аэропорта Гонолулу вдоль небольшого ряда киосков, в которых продавались цветочные гирлянды, и рядом с каждым имелась парковочная площадка. Повинуясь импульсу, он остановился и купил сладко пахнущую гирлянду из желтых цветов, называвшихся, как сказала торговка — веселая толстуха-гавайка с редкозубой улыбкой, — илима. Он ждал внутри здания, стоя у багажного транспортера вместе с другими встречающими, тоже держащими в руках гирлянды, и удивляясь тому, что прошло всего двенадцать дней, как они с отцом приземлились здесь, обливаясь потом в своей толстой, ворсистой английской одежде. Он чувствовал себя совершенно другим человеком, и не только потому, что теперь на нем были шорты. Это чувство усилилось, когда появившаяся Тесса впилась взглядом в ожидавшую толпу, просто-напросто не узнавая его. Сестра показалась Бернарду взмокшей и толстой в измятом льняном костюме, с переброшенным через руку плащом. Он протолкался вперед и позвал ее по имени.
