Алекс уже знал, что, несмотря на кажущуюся нарочитость
символов, все они имели свой особенный смысл. Линейка и отвес означали
равенство сословий. Угломер был символом справедливости, циркуль –
общественности, а наугольник означал совесть. Дикий камень означал грубую
нравственность, хаос; кубический камень – нравственность «обработанную».
Молоток служил для обработки дикого камня, а также, являясь принадлежностью
мастера, служил символом власти, молчания, повиновения, совести и веры.
Лопаточка – снисхождение к слабостям человека и строгости к себе.
Одежды масонов изображали добродетель. Круглая шляпа была
знаком вольности. Обнаженный меч – карающий закон: это был знак борьбы за
идеалы масонства, казни злодеев, защиты невинности. Кинжал значил предпочтение
смерти поражению, борьбу за жизнь и смерть. Масоны носили кинжал на черной
ленте, на которой серебром был вышит девиз: «Победи или умри!»
Алекс знал, что ему стало ведомо слишком многое: ведь
символика атрибутов и ритуалов разоблачалась только давшим клятву сохранения
тайны и соблюдения орденских знаков. Джеймс рисковал, доверив ему столь многое,
но он верил Алексу и не сомневался, что тот не обманет его веру. Алекс тоже был
убежден в этом.
В общем-то, он мог бы и не вступать в ложу. Однако Джеймс
видел особый смысл в том, чтобы Алекс совершил весь необходимый ритуал. Ведь
смысл масонства состоял в отрицании всякой отдельно взятой религии во имя
общей, единой для всех людей веры («Мы больше не можем признавать Бога как цель
жизни, мы создали идеал, которым является не Бог, а человечество»), – а на
том пути, который предстояло свершить Алексу, ему придется противостоять двум
самым сильным, самым влиятельным конфессиям: католичеству и православию,
глубоко поразившим сознание народов. Особенно страшило православие, которое
взяло в такой прочный плен русских… Джеймс считал, что ритуалы масонства
укрепят его душу. А самое главное – сокровенный символ масонства гласил:
человек выше отечества. Алексу же предстояло вернуться именно в отечество свое
и своих предков. Одно дело действовать в чужой земле, другое – на своей родине.
Джеймс опасался – Алекс знал это! – власти России над ним, той глубокой,
исконной власти, от которой так трудно избавиться, Джеймс был убежден, что
клятвы и ритуалы помогут Алексу уберечь в целости всю его убежденность в том,
что монархическое устройство России – неизбежное зло, терпимое лишь до
установления более совершенного строя. Петр Первый был монарх, как раз
одобряемый масонами, поскольку сам являлся масоном и разрушителем как
государственного устоя, так и религиозных воззрений своей страны. Однако юный наследник
его преемницы, Екатерины Первой, пока являлся некой загадкой для масонов. К
нему слишком уж усердно тянулись отцы-иезуиты, желавшие насадить унию в России,
а встретить там вместо православия католический образ веры – это означало
продолжение борьбы. Если же удастся опередить иезуитов…
Алекс мотнул головой, прогоняя назойливые мысли. Время шло.
За стеной вершилось таинство, участником коего ему вот-вот предстоит стать.
Убедившись, что все заняли свои места, мастер приступил к
открытию ложи, спросив младшего диакона:
– Какова первая обязанность масона?
– Смотреть, чтобы ложа была открыта.
– Исполните свою должность.
Младший диакон ударил три раза в дверь, и брат-кровельщик,
стоящий на страже у дверей, ответил такими же тремя ударами.
Диакон донес об этом мастеру:
– Достопочтенный, ложа открыта.
– Скажите, где место младшего диакона в ложе? –
вопросил мастер.
– Позади старшего надзирателя или по его правую руку,
если он позволит.
– В чем состоит ваша обязанность?
– Передавать поручения от старшего надзирателя
младшему, чтобы они могли быть сообщены по ложе.
Затем, знал Алекс, будут сделаны вопросы старшему диакону,
младшему надзирателю и старшему:
– Где место старшего надзирателя в ложе?
– На запад, – ответствовал тот.
– Какова ваша обязанность там, брат?
– Как солнце заходит на запад, чтобы окончить день, так
и старший надзиратель стоит на западе, чтобы закрывать ложу, платить людям их
заработок и отпускать их с работы.
– Где место мастера в ложе? – раздался наконец вопрос,
и старший надзиратель отвечал:
– На восток.
– В чем его обязанность там?
– Как солнце всходит на востоке, чтобы открыть день,
так мастер стоит на востоке, чтобы открыть свою ложу и поставить людей на
работу.
Тут мастер снял шляпу и произнес:
– Эта ложа открыта во имя святого Иоанна; я запрещаю
всякую брань, клятвы или шепот, и все профанные разговоры, какого бы рода они
ни были, под не меньшим штрафом, чем какой положит большинство.
Мастер трижды ударил о стол деревянным молотком и надел
шляпу; остальные братья остались без шляп.
Алекс затаил дыхание, услышав приближающиеся к нему шаги.
Это означало, что его ждут. Еще несколько минут – и таинство вступления
свершится…
Август 1729 года
– Мавруха! – взревел Сажин, поворачиваясь к
дочери. – А ну покажи, кто тебя испортил!
Огромное мыслительное усилие отразилось на бесформенном
Маврухином лице, а потом белые глаза поползли по лицам стоявших вокруг и
остановились на Данькином.
– Этот, должно, – проговорила она как бы в
задумчивости, но тут же радостно замахала руками: – Он, он, родименький!
Толечко он не один был. Вдвоем они меня еть взялись. Этот – белявенький, а с
ним еще один был – чернявенький. Глазастенький такой, приглядный на диво. Ой,
уходили они меня так, князюшка, что я аж взопрела вся! – доверительно
сообщила Мавруха.
Старший Долгорукий вдруг закашлялся. Сын его поджимал
расползающиеся губы, прятал глаза. Ну а молодой государь уже откровенно
хохотал, озирая Мавруху с головы до ног и то морщась брезгливо, то вновь
закатываясь.
– Чего ржешь-то? – спросила она, внезапно
разобидевшись. – Сам, поди, знаешь, каково легко девку завалить. Нашепчи
ей в ушки сладкие слова, посули замуж взять – она уж и ноги врозь.
Вот не ожидал Данька, что в таком положении, в каком
оказался, он еще сможет краснеть, однако щеки его так и ожгло.
– А замуж тебя кто взять сулил? – спросил, давясь
от хохота, Петр Алексеевич. – Белявенький или чернявенький? Или оба враз?
– Так оно и было, – отозвалась Мавруха, – так
оно и было, как ты сказываешь, сударь. Оба сулили.
