– Я, конечно, далек от того, чтобы давать медицинские
советы, – с какой-то особенной, сразу подмеченной Лопухиным осторожностью
проговорил Кейт, – однако медицина в наше время весьма продвинулась
вперед. Я наслышан, что даже вещества, коими в прежние времена только лишь
травили своих противников, теперь с успехом применяются для лечения разных
заболеваний. Даже этот ужасный мышьяк…
– Как это любопытно! – послышался оживленный
женский голосок, в котором Лопухин с некоторым удивлением узнал голос своей
супруги.
Кейт привстал, чтобы оказать даме любезность и подать ей
кресло, однако Наталья Федоровна уже сама позаботилась о себе. С живостью
устроилась поблизости, на диванчике, подперлась округлым белым локотком, вокруг
которого красивенько легли волны кружев, коими оканчивались рукава ее атласного
голубого платья, и устремила на Кейта свои совершенно синие, какие-то даже
ненастоящие, словно бы нарисованные глаза. Впрочем, личико у Натальи Федоровны
тоже было как бы ненастоящее, фарфоровое.
Лопухин неприметно вздохнул, видя, как заиграли глаза Кейта,
устремленные на Наталью Федоровну. Господи, ну что находят мужики в этой
накрашенной кукле? Впрочем, он ведь и сам в свое время пленился ее
нарисованной, искусственной красотой, и немало прошло времени, немало пар рогов
выросло на лысеющей голове Степана Васильевича, прежде чем его искренняя любовь
к жене сменилась привычной скукой и равнодушием. Однако же нельзя отрицать, что
Наталья необычайно умна тем практическим немецким умом, который делал из нее и
хорошую хозяйку, рачительно ведущую дом, и позволял удерживать место первой
красавицы при дворе, увеличивая число своих доходов и без помощи кошелька
законного супруга. Степан Васильевич давно и со многим смирился и даже научился
извлекать пользу из увлечений жены.
Нельзя ли извлечь эту самую пользу из ее флирта с Кейтом?
Лопухин вслушался в разговор.
– Вытяжкой из мышьяка сейчас научились исцелять очень
многие болезни, – любезно рассказывал иноземный гость. – Это
совершенно волшебное средство называется тинктура моруа. Мне чудом удалось
сделаться обладателем малой порции этого чудодейственного лекарства.
Разумеется, Кейт, как и мадам Лопухина за минуту до него,
нес чистую околесицу. Тинктура моруа не имела к мышьяку никакого отношения.
Даже тинктурой, то есть настойкой, она называлась чисто условно. Это было
сложносоставное средство, смесь вытяжек различных растений, от наперстянки до
экзотического алоэ, Кейт и сам толком не знал названий всех компонентов этого
зелья. Зато он знал все о его свойствах, и знал отлично… Разумеется, он не
собирался никого посвящать в такие тонкости, а потому с прежним оживленным
выражением говорил:
– Об одном сожалею, господин Остерман, что не могу вам
порекомендовать тинктуру моруа. Насколько мне известно, это не панацея, тем
паче не поможет она от глазных болезней. Однако если кто-то из вас или ваших
близких хворает грудными болезнями или, боже упаси, холерой…
– Про холеру мне ничего не известно, а вот великая
княжна определенно страдает грудной болезнью, – заявила Наталья Федоровна,
но Кейт, похоже, пропустил эти слова мимо ушей.
– Внимание, господа!
Он несколько раз красиво щелкнул пальцами, словно жонглер,
который готовится поразить публику ловкостью своих рук, и изящным жестом
выхватил из кармана камзола плоский флакончик с золотой крышечкой:
– Рекомендую! Тинктура моруа!
Наталья Федоровна издала восхищенное восклицание, однако
было бы затруднительно определить, относится оно к содержимому флакона или к
нему самому, поскольку вещица и в самом деле была замечательная. Каждому выпало
удовольствие подержать ее в руках, полюбоваться отшлифованной темно-синей
яшмой, из которой был сосудец выточен, а также золотой крышечкой, притертой
настолько прочно, что даже невозможно было угадать, как она отвинчивается или
снимается.
– Не пытайтесь открыть, господа, – посоветовал
Кейт, не без опаски следя за мягкими, алчными ручками Натальи Федоровны,
которая самозабвенно сражалась с крышечкой. – Чтобы открыть флакон,
надобно знать особую хитрость. Кроме того, жидкость весьма летуча и быстро
испаряется. А мне бы не хотелось лишиться ни капли ее. Это и в самом деле
уникальное произведение химической науки. Несколько капель – ну, для каждой
болезни есть своя определенная дозировка – сделают человека здоровым. Другое
количество способно лишь усугубить признаки имеющегося у нее… я хочу сказать, у
него, прошу прощения, я все еще говорю по-русски с ошибками! – имеющегося
у него заболевания, постепенно сведя больного в могилу. Третье количество убьет
вашего врага на месте. Но самое интересное свойство имеет всего лишь одна капля
тинктуры моруа – одна капля, господа! Эта капля, добавленная в спиртной
напиток, водку или вино, полностью подавляет волю человека и делает его
покорным исполнителем всех желаний и повелений того, кто подал ему напиток.
– Ну, это сказки какие-то, – проворчал
трезвомыслящий Остерман, ожесточенно натирая свои и без того красные, опухшие
от непрерывного зуда веки. – Как это мыслимо: полностью подавить волю
человека? Да и кому это нужно? На что?
– Ну, не скажите, Андрей Иваныч, – задумчиво
пропела Наталья Федоровна. – Ну, не скажите…
Синие глаза ее загорелись поистине адским, коварным
огоньком, и Степан Васильевич надулся, как мышь на крупу. Он отчетливо
представлял, о чем сейчас размышляет его супруга. Полная власть… в сознании
Натальи Лопухиной это словосочетание имело смысл только по отношению к
мужескому полу. Полная власть над мужчинами!
«Мало ей, что ли? Кого еще решила к своей юбке пришить?
Левенвольде, что старший, что младший, покорные рабы, по слухам, консул Рондо
тоже не против, да и вообще… Неужто за этого якобита Кейта взяться решила?» –
тоскливо, обреченно привычно подумал Степан Васильевич, даже не подозревая, что
на сей раз он категорически ошибается насчет помыслов своей жены. Наталья
думала только о своем собственном, венчанном, родном, до смерти надоевшем муже.
Вот чью волю она хотела бы подавить!
И не только она…
Август 1729 года
– Катя, ты что?.. – начал было Алексей
Григорьевич, но самоуверенная красавица только повела смеющимися глазами – и он
замер, усмиренный.
