Добавлю, что одновременно с браком царя должен свершиться и
брак фаворита. Он женится на богатой наследнице, дочери знаменитого полководца
фельдмаршала графа Шереметева, умершего в забвении тем, славе коего как
военного гения он немало способствовал. Невесту зовут Наталья Борисовна,
император благоволит к ней за то, что отец ее, хоть и был приверженцем западных
влияний на Россию и даже мальтийским кавалером, отказался принимать участие в
гонениях на несчастного царевича Алексея и даже, по слухам, осуждал
преобразователя за это кровавое деяние. Она искренне влюблена в князя Ивана и
почитает себя счастливейшей из смертных. Наталья Борисовна, очевидно, станет
первой фрейлиной будущей императрицы. Боюсь только, что брак фаворита будет
началом его падения, о чем сильно хлопочет его отец и его сестра, княжна
Екатерина.
Князь Иван с женою поместятся в доме, отдельном от дворца, и
он не будет так часто с царем, как бывал доселе, и противники его, конечно,
воспользуются этим случаем, чтобы погубить его. Сестра ненавидит его, и меня
уверяли, что она поклялась погубить брата, но в то время, как она хочет
подкопаться под своего брата, она не совсем уверена в собственном счастье. Царь
не имеет к ней ни капли любви и относится весьма равнодушно; кроме того, он
начинает ненавидеть дом Долгоруких и сохраняет еще тень любви к фавориту. Ему
еще недостает решимости; лишь только он обнаружит ее, погибнут оба (и фаворит,
и его сестра), и здесь произойдут новые и ужасные перемены. Хотя прежде, чем
это случится, конечно, пройдет некоторое время, возможно, даже длительное, коим
следует умело воспользоваться в интересах нашего короля и нашей католической
веры.
И вот еще что напоследок. Отец невесты фаворита, Борис
Петрович Шереметев, в 1686 году был послом в Вене. Братья нашего ордена, дети
Игнатия Лойолы, обращались к нему с просьбой посодействовать о строительстве в
Москве костела, да не в частном доме, а отдельно, чтобы церковь построена была
с колоколами, чтобы погребение умерших католиков совершалось открыто, чтобы это
подтверждено было государевой грамотою за себя и своих наследников. Шереметев
отвечал: «Это и слышать не годится, и костелы римские в российском царствии
никогда не бывали и впредь быть тому невозможно». Что же, ваше преосвященство,
нам остается только радоваться, что в жены русский император выбрал Екатерину
Долгорукую, а не Наталью Шереметеву с такой-то наследственностью. Как говорят
русские, без добра не бывает ничего худого, а во всякой бочке дегтя есть своя
ложка меда. А впрочем, я не силен в народных русских речениях в отличие от
моего секретаря дона Хорхе Монтойя, который пребывает по-прежнему в болезни».
Октябрь 1729 года
Алекс тупо смотрел в камин, но едва ли видел причудливую
игру пламени. Рука его рассеянно поглаживала карман камзола, в котором был
заботливо спрятан заветный флакон, а он все еще не верил, не мог поверить, что
чудо свершилось: утерянное вернулось к нему, а это значит…
Это значило многое – столь многое, что другой человек на
месте Алекса должен был считать себя счастливейшим из смертных. По-хорошему,
Алексу следовало сей же миг броситься в карете, верхом, в конце концов, бегом к
Кейту, чтобы сообщить ему: их надежды воскресли вышним промыслом, а это и
впрямь означает, что Бог с ними и за них. Следовало бы, да… однако он сидел в
кресле у камина и не находил в себе сил сдвинуться с места.
Навалилась невыразимая усталость. Только благодаря тому, что
он ощущал в кармане тяжесть розового яшмового флакончика, Алекс верил в
реальность случившегося – верил, что несколько мгновений тому назад здесь была
Даша.
А теперь ее нет… Мелькнула, словно копье, пронзившее
человека насквозь и полетевшее дальше. Он был так потрясен ее появлением,
возвращением флакона, что сейчас с трудом мог вспомнить ее слова. Внезапно
вырвавшись из объятий Алекса, она пробормотала, что более нет необходимости
поддерживать их ложь о взаимной любви, поскольку отныне государь не станет
преследовать ее своими домогательствами. Да, Алекс уже слышал о помолвке Петра
со старшей княжной Долгорукой, но считал эти разговоры пустыми слухами. Даша,
однако, подтвердила их вполне категорично.
До чего же странные были у нее глаза, когда она говорила об
этом!.. У Алекса даже мелькнула мысль, а не жалеет ли она о том, что отвергла
любовь императора? И эти слова: «Бедный государь, бедный мальчик… Он обманут,
он обманут! Я в этом виновна!»
Что она имела в виду? Неужели ту ложь, на которую пошли они
с Алексом?
Ложь во спасение… Ах, кабы это было ложью! Ведь Алекс не
притворялся ни на единый миг и, когда снова стиснул ее в объятиях, ощутил такой
самозабвенный восторг, что доподлинно знал: потребуй от него Господь смерти в
оплату этого мгновения – он не постоит за ценой.
И она, она тоже… Даша тоже не лгала в эту минуту – Алекс
знал, чувствовал это. Не только губы и тела – сердца их обменялись страстным
поцелуем, души слились воедино. Казалось, невозможно сделаться ближе друг к
другу, чем они были, – но внезапно Даша вырвалась из его объятий и начала
говорить, говорить…
Алекс нахмурился. Даша была взволнована так, что едва могла
выражаться связно. Пересказывала какой-то страшный сон, говорила, что Алекс
должен остерегаться неведомого человека, который носит плоский браслет, искусно
составленный из золотых чешуек. Все он пропустил мимо ушей, потому что был
просто убит ее словами о том, что больше они никогда не увидятся, придется
забыть ее, ибо так нужно, она умоляет об этом. Но горе, отчаяние, которыми были
полны ее глаза, свидетельствовали: для нее разлука смерти подобна, так же как
для самого Алекса.
Он только собрался сказать ей о своей любви, как она вынула
флакон из розовой яшмы – и на какое-то мгновение Алекс забыл обо всем на свете.
А когда очнулся от забытья, Даши уже не было, и преследовать ее было напрасно,
она исчезла, как исчезает поутру сон, и, право, он мог бы подумать, что это был
лишь сон, когда бы не вещица, которую он сжимал в руках.
Она не объяснила, как попал к ней розовый флакон, Алекс не
успел спросить. Да какая разница?! Главное – утраченное вернулось. На некий миг
это показалось ему самым главным в жизни, он забылся – и Даша вмиг исчезла… А
он остался сидеть в кресле у камина, хотя давно уже должен был спешить, лететь
к Кейту, отдать ему заветный флакончик, выслушать слова его одобрения и заверения
в том, что Алекс вернул себе доверие ордена, что в той будущей России, которую
Кейт намерен создать в соответствии с замыслами своими и тех, кто послал их с
Алексом в эту мучительную страну, они смогут достигнуть небывалых высот
почестей и богатства!
