Джорджи подумала. Да, теперь вспомнила. Машина, которая выезжала из ворот дома Джима в ту ночь, когда она возвращалась.
– Шовер Макдугалл, – сказала она.
– Даже и не думай. Он любит кровную вражду. Он из старых добрых времен, Джорджи. Даже Джим не сможет его отвадить от этого – вот разве что убьет.
Джорджи удивленно моргнула.
– Расслабься, я шучу.
– Нда.
– Этот парень, он был необычный.
– Шовер?
– Нет, этот твой приятель. Фокс. Он и правда умел играть. Они все умели. Я буксировал их раздолбанную машину, знаешь ли. Кабина внутри была как чертова бойня. Не пристегнулись, я так думаю. Но я никогда такого не видывал. Раз перевернулись – и четверых нет. Люди говорили, что все было очень странно, как вроде бы Божий промысел. Такая вот их удача.
– Что-то ты неожиданно разоткровенничался, Бивер, – сказала Джорджи, потому что не могла больше об этом слушать.
– Ты меня знаешь. Раскалываюсь под давлением.
Джорджи проехала домой через владение Макдугаллов, где на минуту затормозила, чтобы посмотреть на фасад их дома – как у крепости. За высоким стальным забором и аллеей кокосовых пальм дом примостился на дюне. Сплошь электрические ставни и сигнализация.
Шовер Макдугалл. Она видела его на концертах в школе, высокого и лысеющего, с вечным взглядом искоса, как у животного, с которым плохо обращаются. Его жена Эвис была унылая, ревнивая женщина с отвисшей нижней губой, которую Брэд сравнивал с тресковой челюстью. Шовер и Эвис. Еще две причины, по которым стоит уехать. После Рождества. До Рождества она подождет. Осталось всего несколько дней.
За ужином никто не заговорил о маленькой желтой машине, которая приткнулась на стоянке рядом с «Крузером». Они погрузились в свои бараньи филейчики и запеченную с тимьяном картошку, смотрели, как моторная яхта входит в пролив и бросает якорь как раз под ними. Джорджи была благодарна за возможность отвлечься. Она восхищалась очертаниями судна. Это была яхта «Дюфур», отлично сработанная. Мужчина и женщина занялись обустройством на ночь с усталостью, которую она очень хорошо понимала.
– Отличная еда, Джорджи, – сказал Брэд.
Она взяла нож и вилку, слегка удивившись, и увидела, что они обмениваются взглядами.
На следующее утро в каком-то странном порыве она поплыла к стоящей на якоре яхте в надежде завести разговор, а может быть, и на то, что ее пригласят на борт. Ей нужна была передышка, и вид прекрасного длинного белого судна вызвал к жизни фантазии, к которым у нее до сих пор не выработалось иммунитета.
Она лениво плыла сквозь поля водорослей. Якорные цепи позвякивали в воде. Подобравшись поближе, она увидела кевларовый корпус, запятнанный ржавчиной и пролитым маслом. Сталь помутнела, и выстиранное белье висело по веревкам, как группа матросов после порки. Рулевые лопасти были погнуты, и знакомый запах заплесневелого шкафа висел над водой. Трудный переход. В это время года ты бежишь на юг от муссонных бурь, но все время натыкаешься на южный ветер. Джорджи подумала о том, чтобы предложить им воспользоваться стиральной машиной и, может быть, накормить их. Но когда она проскальзывала рядом, с кокпита поднялась женщина с таким яростным взглядом, что она проплыла мимо, будто бы не заметила, что где-то рядом есть судно.
Осветленные соломенные волосы. Обожженное, шелушащееся лицо. Тени как мазки черной краски под глазами. Взгляд как с расстояния в тысячу ярдов. Джорджи все это знала. Она подумала, не мечтает ли эта женщина о счастье и удаче, не бережет ли их, не перестает ли верить в удачу даже после этого перехода. Всего три года назад Джорджи чувствовала, что ее переход через Тиморское море был удачей, от которой она могла так никогда и не оправиться. Она, бывало, начинала верить в то, что можно копить удачу и потом использовать ее одним махом, вроде как в тот переход. Теперь она была в этом уверена. Но где и когда покинула ее удача? Как можно жить, если знаешь, что удача от тебя чертовски далеко?
* * *
Однажды днем безо всякого предупреждения или повода сестра Джорджи Джудит появилась у них перед дверью в легком платье и с жуткими потеками туши на щеках.
Джош в ужасе наблюдал, как Джуд упала в объятия Джорджи в холле и заплакала. Через несколько секунд он отправился в игровую комнату, и Джорджи вывела сестру на террасу, где едва чувствовался морской бриз.
– Я просто… очень скучаю… по маме, – сказала Джуд в перерывах между ужасными сдавленными всхлипываниями.
– Я знаю, сестренка, – пробормотала Джорджи. – Я знаю.
На ощупь Джуд была обжигающе горячей. Ее аромат лаванды припахивал каким-то вареным душком, и шея сзади была испещрена сыпью. Когда Джорджи приподняла лицо сестры, она увидела, что в ее глазах полопались сосуды от того, как сильно она плакала. Это было жуткое зрелище. Самой Джорджи удавалось добиться такой красноты глаз только тогда, когда она становилась на колени перед унитазом, отравленная выпивкой. Это расстроило Джорджи: она никогда в жизни не плакала так горько.
– Где Хлоя, Джуд? Каникулы ведь начались?
– Она у подружки. У ее подружки Анджелы такая счастливая семья!
Джуд надела солнечные очки.
– Вот оно что, – сказала Джорджи.
– Что это с нами, Джорджи? С нами и мужиками.
Джорджи помедлила.
– В смысле, – продолжала Джуд, – посмотри на Энн. Она замужем за…
– За дерьмом.
– Ну да. Он не любит ее. Она просто инкубатор для его отпрысков. Он заставляет ее чувствовать себя такой маленькой и ни на что не годной. Это как наблюдать за мамой. Отец вел себя по отношению к ней как порядочная свинья, а она этого не видела.
Джорджи знала, что весь этот разговор о браке Энн был всего-навсего завуалированным признанием Джуд в том, что ее собственный брак был большой неудачей.
– А как же тогда Маргарет, Джуд? Она-то не жертва. Она ест мужиков.
– Это просто чувство надвигающейся опасности.
Этому Джорджи рассмеялась. Сестру ее смех, кажется, удивил.
– Как насчет того, чтобы поплавать, сестренка?
Джуд отрицательно покачала головой.
– Я не привезла купальника.
– Возьми мой. У меня есть лишний.
Джуд помертвела при одной только мысли об этом.
– Ну так иди в белье.
– Что, прямо как ты в мамином бассейне? При детях, Джорджи? Я не думаю, что Энн тебе это когда-нибудь простит.
– Энн вообще несвойственно прощать, Джуд. Все равно, я же поплатилась. И собственной шкурой – ни больше ни меньше.
Юго-западный ветер начал шевелить пальмы. Джуд скривила губы. Она смотрела на сияющую лагуну, как будто та была не интереснее шоссе-восьмирядки.
