Фокс качает головой.
– Я даже имени твоего не знаю.
– Бакридж.
– Даже это имя не вытащит тебя из здешнего дерьма, старина. Это та самая ложка дегтя в здешней бочке меда. Здесь ты сам по себе.
– Да, – говорит Фокс, почти веря в это.
Он не смотрит, как самолет разбегается и взлетает. Он становится на колени в грязь и перекладывает поклажу. Его руки трясутся. Фокс находит шляпу и зеркальные очки и несет все к стене деревьев. В тени пушистой полевички
[27]
он расстилает карту. Она уже размокла во влажном воздухе, и компас прилип к ней.
На карте обозначена тропа от взлетной полосы вниз по плато, к морю. Этот пунктир обескураживает.
Фокс прикидывает, что до темноты сможет пройти пару часов. Он собирает поклажу и взваливает ее на плечи.
Через пять минут пот почти ослепляет его, и колея, по которой он идет, исчезает в высокой траве. Ему приходится определять направление по ощущению колеи под ботинками, и он пробирается через траву. Кузнечики, бабочки и жуки врезаются в него, застревают в зубах и волосах, залезают в рубашку, покрывают слоем рюкзак и спальник. Поднимающиеся из травы веерные пальмы, гладкокорые эвкалипты и кровавые деревья словно извергаются птицами, когда он приближается. Небо в складках грозовых облаков.
Через час с небольшим Фокс почти падает. Его словно освежевали, вся кожа исколота пыреем. Песчаниковый отрог перед ним обещает первое повышение высоты. На карте показаны череды гряд, разворачивающиеся в сторону моря. С этой скалы Фокс сможет осмотреться. Ему хочется выбраться наружу из всей этой дикой растительности. Он смотрит на отрог и направляется к нему. И тут на вершине появляется человек. Фокс продолжает идти. Человек все еще остается там, когда он приближается.
– Кажется, я слышал самолет.
– Это я, – говорит Фокс, задыхаясь.
Он смотрит на парня. У того темная кожа, и он бос. У него черные волосы до плеч, в них проскальзывают седые пряди. Армейские шорты велики ему и свисают с бедер под блестящим безволосым брюшком.
– Заблудился, а?
– Нет, – говорит Фокс, вытирая лицо рукой.
– Уверен?
Фокс пожимает плечами.
– Из ученых?
– Нет.
– Из правительства?
– Нет.
– Специалист?
– Нет.
– Из юристов?
Фокс улыбается и качает головой.
– С шахт?
– Не я.
– Ну, тогда и не со станции.
Фокс вынимает бутылку с водой:
– Нет.
– Ну, так ты и не абориген, – говорит парень с хриплой усмешкой. – Это уж точно.
В чертах этого человека проступает что-то восточное, но акцент у него аборигенский.
– Сколько отсюда до побережья? – спрашивает Фокс, собираясь отпить воды.
Он предлагает человеку фляжку, но тот делает вид, что не замечает.
– Целый день, если короткой дорогой. Только ты лучше по свету иди. А то давай к нам! Лучшее место.
– Не хочу навешивать на вас лишние проблемы.
– Похоже, у тебя у самого проблемы.
– Нет.
– Мензис, – говорит человек, протягивая руку с желтой ладонью.
– Фокс. Лю Фокс.
– Тогда пошли.
Мензис смотрит на поклажу и, кажется, размышляет, не предложить ли помощь, но потом просто поворачивается и показывает дорогу. Фокс колеблется, но в конце концов следует за ним. Вес всего снаряжения на спине впивается ему в пятки. Становится еще труднее, когда они спускаются вниз по гребню и приходится наклоняться, чтобы пройти под низкими ветвями деревьев.
Корни. Заплесневелый мусор. Глина цвета топленого молока. У зазубренного края красного каменного прохода они забираются вверх, хватаясь за лозы и корни инжира, чтобы не упасть. Они оказываются на открытой площадке, окруженной кремнистыми каменными террасами, на крохотной площадке грязи, где стоит хижина из веток, увенчанная брезентом, как тент в шапито. Фокс с Мензисом подходят к дымящемуся костру. Молодой, худой чернокожий выходит из-за уступа террасы. На нем одни голубые футбольные шорты.
– Это мой приятель Аксель, – говорит Мензис. – Робкий малый. Хороший парень.
– Привет, – говорит Фокс, выпутываясь из своих пожитков.
– Этот парень – Лю Фокс, – говорит Мензис.
– Летающий Фокс.
– Не задирай его, Аксель.
– Дьин бунамбун.
– Ну да, да. Ты его видишь. Отлично его видишь. Ставь котелок.
– У тебя есть пиво? – спрашивает Аксель.
– Извини, – говорит Фокс. – Чай, кофе.
– Чай у нас есть, – говорит Мензис. – И не надо тебе никакого чертова «Эму экспорта».
Глаза Акселя вонзаются в полуотвернутое лицо Фокса. Он, кажется, старается не улыбаться. Мензис засовывает поклажу Фокса под брезент, пока мальчик наполняет котелок из пластиковой канистры.
– Хорошее место, – говорит Фокс.
Мальчик кивает. Его волосы спутаны. Колени приобрели цвет песчаника, а ноги широкие и мозолистые.
– Долго вы здесь, парни?
– Всю жизнь, – говорит Аксель. – Завсегда.
– Пару сезонов, – говорит Мензис, сгибаясь, чтобы пошевелить ветки в костре. – Приходим и уходим, знаешь ли.
– Это…
– Наша земля? – Мензис неестественно пожимает плечами. – Не знаю. Сирота я. Ну, так монашки говорили. Был когда-нибудь в Новой Норсии?
Фокс не может не улыбнуться, кивая.
– Все эти ребята – нунгары, вонгаи. Но взгляни только на меня. Я наполовину китаец. Думаю, моя мать была из барди
[28]
. Кто знает? Они, эти монашки и священники, они толком и по-английски-то не говорили. Ничего мне не сказали! – говорит он скорее потрясенно, чем горько.
– Это моя земля, – говорит Аксель.
– Может быть, – говорит Мензис, дипломатично пожимая плечами.
– Вот-вот.
– Может быть. Все может быть. Бери мясо, парень.
Аксель подскакивает и в умирающем свете дня направляется к канавке. Фокс изучает Мензиса и никак не может понять, что его так беспокоит. И тут он видит, что у старика нет пупка.
