— Всего парочка снимков, Натан, — говорю я, — чтобы окончательно выставить свет.
Он сначала хмурится, потом улыбается щелкающей его Гвен. Наконец — с момента нашего приезда прошел час — мы приступаем к съемке. Я держу ручку левой рукой и черкаю в блокноте.
Малкольм Баннистер был правшой — вдруг у Натана возникнут подозрения? Но он, похоже, от них далек.
Чтобы он раскрепостился, я начинаю сначала: имя, возраст, работа, образование, судимости, дети, семейное положение и так далее. Пару раз я прошу его расслабиться, что-то повторить — у нас самый обычный разговор. Детство: адреса проживания, школы, жизнь со старшим братом Джином, безотцовщина, сложные отношения с матерью. Тут он говорит:
— Учтите, Рид, я не собираюсь чернить собственную мать.
— Конечно, нет, Натан. Этого у меня и в мыслях не было. — И я спешу сменить тему.
Доходит до «культуры метамфетамина» его юности. Он неохотно раскрывается и рисует удручающую картину безрадостной молодости, полной наркотиков, пьянок, секса и насилия. К пятнадцати годам он уже умел варить метамфетамин. Два его двоюродных брата сгорели заживо при взрыве лаборатории в передвижном доме. В шестнадцать лет он впервые познакомился с камерой каталажки. Он бросил школу и пустился во все тяжкие. Как минимум четверо его кузенов сидели за торговлю наркотиками; двое до сих пор не вышли. Как ни тяжко было сидеть, ему самому тюрьма пошла на пользу: отучила от наркотиков и от выпивки. Пять лет заключения он провел в трезвости и теперь намерен держаться подальше от мета, позволяя себе разве что пивка.
В полдень мы закругляемся. Солнце вскарабкалось высоко, и Слейд обеспокоен излишней яркостью. Они с Коди бродят в поисках другого места для съемки.
— Сколько у вас сегодня времени? — спрашиваю я Натана.
— Я босс, — гордо отвечает он. — Хочу — выхожу на работу, хочу — не выхожу.
— Отлично. Еще пару часиков?
— Почему нет? Как у меня получается?
— Класс! На привыкание ушло всего несколько минут, и с тех пор все идет как по маслу, очень естественно.
— Вы прирожденный рассказчик, Натан, — поддакивает Гвен. Ему это как бальзам на сердце. Она опять его гримирует, вытирает пот со лба, обмахивает кисточкой, трогает, флиртует, случается, ведет себя нескромно. Он тает от внимания к себе.
Мы приносим в тень дуба рядом с навесом привезенные с собой сандвичи и напитки. Это место Слейд одобряет, и мы решаем перенести съемочную площадку сюда. Гвен шепотом просит у Натана разрешения воспользоваться туалетом. Он смущается, но не может оторвать взгляд от ее ног. Я отхожу и делаю вид, что беседую по мобильному телефону с важными людьми в Лос-Анджелесе.
Гвен исчезает в доме. Позже она доложит, что там две спальни, но обставлена только одна. В гостиной лишь кровать, кресло, огромный жидкокристаллический телеэкран, в ванной давно не убирались, кухонная раковина забита грязной посудой, холодильник — пивом и фастфудом. Есть еще чердак со складной лестницей. На полах дешевое покрытие. Дверей три: главная, задняя и ведущая в гараж, все с тяжелыми толстыми засовами, явно установленными совсем недавно. Сигнализации не заметно — ни панелей с кнопками, ни датчиков на дверях и окнах. В стенном шкафу в спальне две винтовки и два карабина, в стенном шкафу в пустой спальне — только пара грязных охотничьих сапог.
Пока Гвен в доме, я продолжаю притворяться, будто разговариваю по телефону, а сам наблюдаю за Натаном, благо на мне большие темные очки. Он не спускает глаз с задней двери в дом — нервничает, что она внутри одна. Слейд и Коди перекладывают провода. Когда она возвращается, Натан успокаивается и просит извинения за то, что он такой неряшливый хозяин. Она с воркованием занимается его прической. Когда все готово, мы начинаем дневную рабочую смену.
Он упоминает о мотоциклетной аварии в возрасте четырнадцати лет, и я полчаса вытягиваю из него подробности. Потом мы переходим к его пестрому послужному списку: наниматели, товарищи по работе, обязанности, зарплаты, увольнения. Возвращаемся к наркобизнесу и вдаемся в подробности: как варят мет, кто его этому научил, каковы главные ингредиенты и так далее. Увлечения, девушки? Он признается, что в двадцать лет обрюхатил юную родственницу, но понятия не имеет, что стало с матерью и ребенком. До ареста у него был серьезный роман, но пока он сидел, возлюбленная его забыла. Судя по взглядам, которые он бросает на Гвен, она его зацепила.
Теперь ему тридцать лет, и если не считать гибели брата и его тюремного приговора, жизнь получалась тусклой. За три часа я успеваю услышать о ней все, представляющее хоть какой-то интерес. Он заявляет, что ему пора на работу.
— Обязательно надо побывать на месте убийства Джина, — говорю я, когда Слейд выключает камеру и все переводят дух.
— Это за Блуфилдом, в часе езды отсюда, — сообщает он.
— Блуфилд в Западной Виргинии?
— Он самый.
— Как вы там очутились?
— Доставляли товар. Покупатель оказался осведомителем.
— Я должен все там осмотреть, Натан, побродить, представить себе картину, сам момент насильственной гибели Джина. Дело было ночью, да?
— Далеко за полночь.
Гвен протирает ему лицо губкой, снимая грим.
— Вы отлично держитесь перед камерой, — ласково произносит она, и он улыбается.
— Когда мы сможем туда поехать? — спрашиваю я.
Он пожимает плечами:
— В любое время, хоть завтра.
Замечательно! Мы договариваемся встретиться у его дома в девять утра и отправиться колонной через горы в Западную Виргинию, к дальней заброшенной шахте, где братья Кули угодили в ловушку.
Мы хорошо провели время с Натаном. Он и я, режиссер и актер, отлично поладили, а Гвен и он, казалось, вообще порой готовы были сбросить одежду и предаться греху. Под вечер мы с ней подкатываем к «Бомбею», что на главной улице Редфорда, рядом с кампусом колледжа, и садимся возле мишени для дротиков. Для студентов еще рано, только несколько потенциальных нарушителей спокойствия пользуются у стойки скидками «часа удачи». Я прошу официантку передать Натану Кули, что мы здесь, и он немедленно вырастает перед нами с радостной улыбкой. Мы приглашаем его к себе за столик, он охотно соглашается, и мы с ним принимаемся глушить пиво. Гвен почти не пьет, умудрившись обойтись стаканом вина, тогда как мы с Натаном уговариваем по несколько пинт. С появлением студентов обоих полов становится шумно. Я спрашиваю о специальных предложениях, хозяин указывает на доску, где мелом написано «Устрицы». Мы заказываем две порции, Натан отлучается, чтобы наорать на повара. Мы ужинаем и засиживаемся дотемна. Мы вдвоем не только единственные черные в заведении, но и старше всех — остальным здесь меньше двадцати двух. Натан иногда подходит к нам спросить, всем ли мы довольны, но вообще-то он человек занятой.
Глава 31
Следующим утром в девять часов мы возвращаемся к дому Натана. Опять он играет с собакой на лужайке. По-моему, он встречает нас у дома, потому что не хочет впускать внутрь. Я объясняю, что мой маленький «ауди» надо срочно ремонтировать, поэтому лучше нам отправиться вместе в его пикапе. Час туда и час обратно — два тяжких часа в обществе Натана… Он пожимает плечами и соглашается. Мы едем впереди, Слейд и Коди тащатся в фургоне сзади. Я сижу рядом с водителем, Гвен с комфортом разместилась позади нас. Сегодня на ней джинсы, раз вчера Натана так смущали ее ноги. Она будет чуть равнодушнее — пусть он поломает голову, что да как.
