Пикап катит себе на запад, в сторону гор, а я восхищаюсь его салоном и признаюсь, что редко оказываюсь в подобных машинах. Кожаные сиденья, навороченный навигатор и все такое прочее. Натан очень горд своей тачкой и готов без конца ее обсуждать.
Чтобы сменить тему, я вспоминаю его мамашу: мол, ужасно хочу с ней познакомиться.
— Знаете, Рид, — говорит Натан, — вы можете, конечно, попробовать, но то, чем мы занимаемся, ей не по нутру. Вчера вечером я опять с ней разговаривал, все объяснил про наш проект и его важность, про то, как она вам нужна, но она уперлась.
— Хотя бы поговорить, поздороваться, — не отстаю я. Мне трудно не оглянуться и не улыбнуться Гвен: Натан уже считает наш проект важным!
— Сомневаюсь. Она кремень, Рид. Пьет, как лошадь, жуткий характер. Сейчас мы с ней в контрах.
Я — журналист, спец по расследованиям и обязан быть нахалом, поэтому не щажу его чувства.
— Это потому, что вы отошли от семейного бизнеса и стали зарабатывать в баре?
— Это уже слишком личное, — одергивает меня Гвен с заднего сиденья.
Натан набирает в легкие воздуху, смотрит в боковое окно. Держа руль обеими руками, он начинает:
— Это долгая история. Мать вечно винит меня в смерти Джина, с ума сойти! Он же был старшим братом, главарем, заправлял в лаборатории, где варили мет, и к тому же наркоманом. А я нет. Ширялся иногда, но подсесть не подсел. А Джину было море по колено. Там, куда мы сейчас едем, Джин бывал каждую неделю. Иногда и я с ним увязывался. В ту ночь, когда нас застукали, я не должен был там оказаться. На нас работал один парень, не стану называть имен, но, в общем, он продавал наш мет к западу от Блуфилда. Мы не знали, что его застукали, он перетрухнул и выложил агентам УБН, когда и где. Мы попали в западню. Клянусь, я ничем не мог помочь Джину. Я же говорю, мы сдались, нас повязали. Потом слышу выстрелы — и все, Джин уже лежит мертвый. Сто раз втолковывал это мамаше, но она ничего не желает слышать. Джин был ее любимым сыном, и она считает меня виноватым в его смерти.
— Ужас… — бормочу я.
— Она навещала вас в тюрьме? — вкрадчиво спрашивает Гвен.
Опять долгая пауза.
— Два раза.
Молчание на протяжении примерно трех миль. Мы выезжаем на федеральную автостраду и берем курс на юго-запад, слушая кантри, Кенни Чесни. Натан откашливается и говорит:
— Если честно, я подумываю убраться подальше от своей семейки: от матери, двоюродных братьев, от всех этих лодырей-племянников. Все в курсе, что я завел хороший бар и зашибаю деньгу, так что эти клоуны того и гляди явятся меня подоить. Пора сматываться.
— И куда же? — интересуюсь я сочувственно.
— Недалеко. Я люблю горы, пешие прогулки, рыбалку. Я сельский парень, Рид, этого не исправить. Взять хоть Бун, Северная Каролина, — местечко что надо. Что-нибудь в этом роде. Главное, чтоб без Кули в телефонной книге. — Он смеется своей невеселой шутке.
А еще через несколько минут вгоняет нас в дрожь.
— А знаете, у меня был в тюрьме знакомый, похожий на вас! Такой Малкольм Баннистер — классный парень, черный, из Уинчестера, Виргиния. Адвокат. Твердил, что фэбээровцы упекли его ни за что.
Слушая его, я киваю, изображая рассеянность. Чувствую, Гвен на заднем сиденье вся напряглась.
— А с ним чего? — выдавливаю я вопрос. Не помню, чтобы у меня когда-нибудь так пересыхал рот.
— Думаю, Мэл просидит еще года два. Точно уже не помню. Даже не знаю, в чем сходство: то ли в голосе, то ли в повадках. Трудно сказать. Напоминаете мне Мэла, и все тут.
— Мир велик, Натан, — говорю я нарочитым басом, изображая безразличие. — И потом, для белых все мы на одно лицо.
Он смеется, Гвен тоже издает неуклюжий смешок.
Поправляясь в Форт-Карсоне, я работал с экспертом, часами снимавшим меня на видео и составившим список моих привычек и манер, подлежавших изменению. Я без устали тренировался, но, перебравшись во Флориду, забросил тренировки. Естественные движения и замашки трудно поломать. Сейчас меня охватил ступор, я никак не соображу, что сказать. На помощь приходит Гвен:
— Вы говорили о племянниках, Натан. Давно это в вашей семье? Похоже, многие семьи занимаются метамфетамином из поколения в поколение.
Натан хмуро обдумывает вопрос.
— Все безнадежно. Кроме угольной шахты, работы нет, а молодежь теперь не хочет лезть под землю. И потом, они начинают «торчать» уже с пятнадцати лет, а в шестнадцать становятся наркоманами. Девчонки в шестнадцать беременеют. Дети рожают никому не нужных детей. Начнут ширяться — и их уже не остановишь. Здесь нет никакого будущего, во всяком случае, для таких, как я.
Я слышу его голос, но не прислушиваюсь к словам. Голова у меня идет кругом: я судорожно пытаюсь угадать, что известно Натану. Как велики его подозрения? Чем я их разбудил? Я еще не разоблачен — в этом я уверен, и все же что у него на уме?
В Блуфилде, Западная Виргиния, одиннадцать тысяч жителей. Городок расположен на юге штата, у самой его границы. Мы объезжаем его по шоссе номер 52 и вскоре оказываемся на извилистой дороге, то мчимся вниз, то карабкаемся вверх. Натан — знаток этих мест, хотя не бывал здесь много лет. Свернув на местную дорогу, мы начинаем спускаться в долину. Асфальту конец, мы виляем по грунтовке, объезжая колдобины, и тормозим у ручья. Ветки старых иволистных дубов загораживают солнце, вокруг трава по колено.
— Приехали. — Он выключает зажигание.
Мы выходим. Я делаю сигнал Слейду и Коди выгружать оборудование. Мы обойдемся без искусственного освещения, камеру я хочу маленькую, ручную. Они затевают свою обычную возню.
Натан стоит на берегу и с улыбкой наблюдает за шустрым потоком.
— Вы часто здесь бывали? — спрашиваю я его.
— Не очень. У нас было много пунктов вокруг Блуфилда, но главный — этот. Джин мотался сюда на протяжении десяти лет, а я нет. Я участвовал во всем этом бизнесе не так активно, как он хотел. Чуял, что добром не кончится. Пытался найти себе другое применение. Хотел вырваться. А Джин, наоборот, старался меня втянуть.
— Где вы ставили машины?
Он показывает место. Я решаю убрать из кадра его пикап и фургон Слейда. Полагаясь на свой солидный режиссерский опыт, я задумал снять действие: Натан направится к месту трагедии, камера последует за ним. Мы несколько минут репетируем, потом приступаем к съемке. Натан рассказывает.
— Громче, Натан! — прошу я. — Вас не слышно.
Шагая к ручью, Натан объясняет:
— Мы приехали сюда часа в два ночи, я и Джин. Пикап был его, за рулем я. Остановились вот здесь, видим — другая машина, заехала вон в ту рощу, все, как условились. — Он показывает на ходу. — Все выглядело нормально. Мы приблизились к той машине, наш человек, назовем его Джо, вылезает и окликает нас. Мы тоже здороваемся и обходим свой пикап сзади. В кузове, в запертом ящике для инструментов, десять фунтов мета — хороший товар, Джин сам варил. Под листом фанеры ведерко, в нем еще столько же. Вместе двадцать фунтов, оптовая цена — двести штук. Вынимаем, перекладываем в багажник к Джо, он захлопывает крышку — и тут началось! Нас обступили дюжина агентов УБН. Не знаю, откуда они повылезали, но двигались они как на шарнирах, не уследишь. Джо исчез, как не было его. Они поволокли Джина, тот поносил Джо, грозил. Я так перепугался, что дышать не мог от страха. Нас взяли с поличным, и я знал, что это верная тюрьма. На меня надели наручники, отняли бумажник, обшарили карманы и повели по тропинке — вот здесь. Уходя, я оглянулся. Джин лежал на земле с заломленными за спину руками. Он бесился, сыпал ругательствами. Через несколько секунд я услышал выстрелы и крик Джина.
