— Но, возможно, Сиси эмоционально угнетала не только дочь, но и мужа? — предположил Гамаш, вспомнив постоянно растерянного и перепуганного Лайона.
— Почти наверняка. Тем не менее он отец Кри. И как отец был обязан защитить свою дочь.
— Но он этого не сделал.
Мирна кивнула.
— Можете себе представить, на что была похожа жизнь ребенка в этом доме? — Мирна сидела спиной к окну, но ей и не нужно было видеть бывший дом Хедли, чтобы ощутить исходящую от него отрицательную энергию.
— Возможно, нам следует сообщить в службу помощи жертвам семейного насилия? Может быть, Кри будет лучше в одном из их кризисных центров?
— Не думаю. Худшее уже позади. Все, что ей сейчас нужно, это любящий отец и интенсивная психотерапия. Кто-нибудь из ваших людей разговаривал с ее учителями?
— Они говорят, что она очень способная, прекрасно учится, но неконтактна и не вписывается в коллектив.
— И вряд ли когда-нибудь сможет вписаться. В этом отношении ее психике уже нанесен непоправимый ущерб. Все мы постепенно начинаем соответствовать собственным представлениям о себе, а Кри всю жизнь внушали, что она отвратительна. И жестокие слова ее матери до сих пор назойливо звучат у нее в ушах. Все мы иногда слышим тихий голос, который нашептывает нам добрые или безжалостные слова. Голос нашей матери.
— Или нашего отца, — добавил Гамаш. — Хотя в нашем случае отец молчал. Сиси говорила слишком много, а он не говорил ничего. Бедная Кри! Неудивительно, что дело закончилось убийством.
— Мы живем в мире управляемых ракет и неуправляемых людей, — сказала Мирна. — Доктор Мартин Лютер Кинг-младший.
Гамаш кивнул и вспомнил другую цитату.
Ваши убеждения определяют ваши мысли,
Ваши мысли определяют ваши слова,
Ваши слова определяют ваши действия,
Ваши действия определяют вашу судьбу.
— Махатма Ганди, — сказал он. — Там еще было продолжение, но я его не помню.
— Не знала, что Махатма был таким разговорчивым, тем не менее я полностью с ним согласна. Замечательное высказывание! Все начинается с наших убеждений, а убеждения передаются нам от родителей. Поэтому если родители больны, то они передают нам нездоровые убеждения, которые впоследствии отравляют все наши мысли и поступки.
Гамаш снова вспомнил о загадочной матери Сиси. Интересно, какой она была и какие убеждения передала своей дочери? Он потягивал горячий пунш, ощущая разливающееся по телу приятное тепло, и поглядывал по сторонам.
Магазин Мирны напоминал старую библиотеку в загородной усадьбе. Вдоль стен тянулись ряды деревянных полок, заставленных книгами. По полу были разбросаны вязаные коврики, а посреди комнаты возвышалась чугунная дровяная печка. Диван и два кресла-качалки, стоявшие по бокам от нее, довершали картину. Гамаш вообще любил книжные магазины, а магазин Мирны казался ему самым очаровательным из всех, в которых ему довелось побывать.
По дороге сюда он видел Руфь. Было около пяти, и пожилая поэтесса шла по заснеженной деревенской площади. Остановившись почти в самом ее центре, она тяжело опустилась на обледенелую скамью. Гамаш выглянул в окно. Освещенная разноцветными, переливающимися огоньками рождественских гирлянд, Руфь сидела на прежнем месте, неподвижная и бесстрастная, как ледяная статуя.
— Грустят все дети — это как годится, — процитировал Гамаш. — Но грусть унять все ж можно научиться.
Мирна проследила за его взглядом.
— Пивная прогулка, — сказала она.
— Пивная прогулка, — повторил Роберт Лемье.
Они с инспектором Бювуаром все еще были в доме Морроу. Жан Ги и Клара сидели с круглыми, как блюдца, глазами, завороженно глядя на экран. Если бы не учащенное дыхание, можно было бы сказать, что с самого начала фильма инспектор вообще не подавал никаких признаков жизни. Лемье тоже добросовестно пытался вникнуть в сюжет, но вскоре почувствовал, что его веки смыкаются и он начинает засыпать. Лемье представил себя, мирно похрапывающего на плече Бювуара, и вздрогнул. Нет, необходимо было встать и походить по комнате, чтобы отогнать сон.
Он поднялся с дивана и подошел к окну. Вскоре к нему присоединился Питер Морроу.
— Что она там делает? — Лемье показал на пожилую женщину, замершую на обледенелой скамье, в то время как все жители деревни либо сидели дома, либо передвигались короткими перебежками, периодически ныряя в спасительное тепло магазинов. Мороз был таким, что даже воздух казался загустевшим от холода.
— Пивная прогулка, — объяснил Питер.
Лемье покачал головой. Жалкая старая пьяница.
Когда Мирна закончила объяснять Гамашу, что она имела в виду, он подошел к вешалке и проверил карманы своего пальто. Наконец он нашел то, что искал. Сборник стихов Руфи, который нашли среди вещей Элле.
Вернувшись в кресло-качалку, Гамаш начал перелистывать тоненькую книжку, читая наугад выбранные стихотворения.
— Руфь замечательный поэт, — сказала Мирна. — Жаль, что при этом она совершенно несносный человек. Можно? — Гамаш протянул ей сборник, и Мирна открыла его на титульной странице. — Вы взяли его у Клары? — спросила она.
— Нет. А почему вы так решили?
— Потому что это посвящение Руфь написала ей. Вот. «От тебя воняет. С любовью, Руфь».
— Воняет? От Клары?
— Ну, честно говоря, в тот день она действительно благоухала слишком сильно. Руфь не могла не съязвить по этому поводу. Клара сказала мне, что потеряла подписанный экземпляр. Хорошо, что она его нашла. Хотя, вы говорите, что она вам его не давала. Тогда откуда он у вас?
— Это вещественное доказательство, которое проходит по одному делу.
— Делу об убийстве?
— Вы сказали, что Клара потеряла подписанный экземпляр. Где? — Гамаш наклонился вперед, пристально глядя на Мирну загоревшимися глазами.
— В «Огилви». Она купила книгу во время презентации, Руфь подписала ее, а потом мы почти сразу ушли. — Мирна чувствовала, как ей передается возбуждение старшего инспектора, хотя она и не понимала его причин.
— Вы сразу поехали домой?
— Я подогнала машину ко входу в универмаг, забрала Клару, и мы вернулись в Три Сосны. По дороге мы нигде не останавливались.
— Клара заходила куда-нибудь до того, как вы ее забрали?
Мирна немного подумала и отрицательно покачала головой.
Гамаш встал и направился к двери. Ему необходимо было увидеться с Морроу.
— Правда, на следующий день Клара рассказала мне странную историю, — вспомнила Мирна. — Она купила немного еды для старой нищенки, которая сидела у входа в универмаг. А потом… — Мирна осеклась.
— Что было потом? — Гамаш остановился и снова повернулся к ней.
