— Комплексное обслуживание, — улыбнулась Эм. — Мы обновим вас снаружи и изнутри.
— Да, планы у мадам де Пуатье были грандиозные, — согласился Гамаш. — Вы упоминали о том, что несколько раз встречались с Сиси, а как насчет ее семьи? Вы знакомы с ее мужем и дочерью?
— Только со стороны. Я никогда не общалась с ними. Они были на матче по керлингу.
— И, насколько я понимаю, на рождественской мессе в церкви тоже?
— C'est vrai, — Эмили улыбнулась собственным мыслям. — А вы знаете, она совсем не такая, как кажется, эта девочка.
Слова Эмили стали полной неожиданностью для Гамаша.
— Что вы хотите этим сказать?
— О, я не имела в виду ничего дурного, старший инспектор. Она не пыталась казаться тем, кем она не была на самом деле, как это делала ее мать. Хотя, если честно, Сиси никого не удавалось ввести в заблуждение. Все ее ухищрения были шиты белыми нитками. Нет, Кри действительно очень робкий и замкнутый ребенок. Избегает смотреть людям в глаза. Но при этом у нее совершенно волшебный голос. У нас у всех перехватило дыхание, когда она запела.
Эмили мысленно вернулась на рождественскую службу в переполненной народом маленькой церкви. Она тогда оглянулась и увидела совсем другую Кри. Радость преобразила девочку и сделала ее красивой.
— Когда она пела, она выглядела точно так же, как Дэвид, когда он играл Чайковского.
А потом была эта ужасная сцена у церкви…
— О чем вы задумались? — осторожно спросил Гамаш, заметив обеспокоенное выражение, которое появилось на лице Эм.
— После службы мы все собрались перед церковью. Сиси вышла через боковой вход. Оттуда можно напрямик пройти к ее дому. Мы не видели их, но слышали голос Сиси. И еще какой-то странный звук… — Эмили поджала губы, пытаясь придумать подходящее сравнение. — Похожий на клацанье когтей Генри по паркету. Если я забываю их подстричь, конечно. Да, похожее клацанье. Только громче.
— Думаю, на эту загадку я могу дать ответ, — сказал Гамаш. — Это клацали сапоги Сиси. Она купила их себе в качестве рождественского подарка. Сапоги из кожи новорожденного тюленя с металлическими шипами на подошве.
Эмили была шокирована.
— Mon Dieu! — с отвращением произнесла она. — Это же безбожно.
— Вы сказали, что, кроме клацанья сапог, слышали еще и голос Сиси.
— Да, она кричала на свою дочь. Бранила ее. Это было ужасно.
— А за что она ее ругала?
— Ну, во-первых, за ее одежду. Кри действительно была одета довольно своеобразно. Кажется, в розовый сарафан. Но в основном она ругала дочь за ее пение. У девочки божественный голос. Не в том смысле, который обычно вкладывает в это слово Габри, а действительно божественный. Сиси же передразнивала ее, глумилась над ней. Казалось, ей мало просто унизить девочку. Она убивала ее каждым своим словом. Это было чудовищно. Я все слышала и ничего не сделала. Ничего не сказала.
Гамаш молча ждал продолжения.
— Мы должны были помочь ей, — голос Эмили был тихим и ровным. — Мы все стояли там и ничего не предпринимали, чтобы остановить убийство. Да, именно убийство, старший инспектор. Я не питаю никаких иллюзий по этому поводу. В тот вечер Сиси убила свою дочь, и я стала соучастницей.
— Вы слишком требовательны к себе, мадам. Не нужно впадать в крайности. Я понимаю, что вы переживаете из-за того, что произошло, и согласен с тем, что следовало что-то предпринять. Но я также знаю и то, что сцена возле церкви была лишь одним из многочисленных эпизодов в жизни Кри. Похоже, она вообще не видела в этой жизни ничего, кроме унижений. Они стали для нее чем-то вроде вот этого снега. — Они вместе посмотрели в окно. — Обиды и оскорбления наслаивались друг на друга, пока Кри не оказалась полностью погребенной под ними.
— Я должна была что-то сделать.
Они немного помолчали. Гамаш наблюдал за Эмили, которая смотрела в окно.
— Говорят, завтра будет вьюга, — сказала Эмили. — Передавали штормовое предупреждение.
Для Гамаша эта новость стала полной неожиданностью.
— Вы слышали прогноз?
— В новостях сказали, что может выпасть около тридцати сантиметров снега. Вы никогда не попадали в буран, старший инспектор?
— Один раз, в провинции Абитиби. Было темно, и на дорогах не было ни одной машины. Я совершенно потерял ориентацию.
Гамаш до сих пор отчетливо помнил непроницаемую снежную пелену и узкий освещенный туннель, который высверливали в ней фары его машины. Весь мир тогда сузился до размеров этого туннеля.
— Я не там свернул и оказался в тупике. Дорога становилась все уже и уже, но я упрямо ехал вперед. Конечно, я сам был во всем виноват. — Он наклонился к Эмили и заговорщицки прошептал: — Я был слишком упрям. Только, чур, никому ни слова.
Эмили улыбнулась.
— Это останется нашим маленьким секретом, старший инспектор. Кроме того я уверена, что мне никто не поверит. И что было потом?
— Дорога продолжала сужаться. — Для наглядности Гамаш начал постепенно двигать руки вперед, сближая ладони до тех пор, пока пальцы обеих рук не соприкоснулись. — Потом она вообще превратилась в узкую тропинку и исчезла. Я не понимал, где я. Вокруг был только лес и снег. Сугробы были почти вровень с окнами машины. Я не мог проехать вперед и не мог вернуться назад.
— И что же вы сделали?
Гамаш заколебался. Он не знал, как лучше ответить на этот вопрос. Все ответы, которые приходили ему на ум, были по-своему правдивыми. Но правда тоже бывает разной. Старший инспектор подумал о вопросе, который он собирается, в свою очередь, задать Эмили Лонгпре, и решил, что она заслуживает абсолютно честного ответа.
— Я начал молиться.
Эмили посмотрела на сидящего перед ней крупного, уверенного в себе, привыкшего командовать мужчину и задумчиво кивнула.
— И о чем вы молились?
Гамаш понял, что Эмили так просто от него не отстанет, и начал свой рассказ издалека.
— Незадолго до того как это случилось, мы с инспектором Бювуаром в связи с одним делом побывали в маленькой рыбацкой деревушке Нижней Канады, на северном берегу залива Святого Лаврентия.
— Земля, которую Бог дал Каину, — неожиданно сказала Эмили.
Гамаш знал эту цитату, но знал также и то, что она не относится к широко распространенным. Эти слова записал в своем дневнике мореплаватель шестнадцатого века Жак Картье, когда впервые увидел бесплодные скалистые берега устья реки Святого Лаврентия
[71]
.
— Наверное, я тяготею к людям, на которых лежит каинова печать, — улыбнулся Гамаш. — Возможно, именно поэтому я преследую убийц. Таких как Каин. Земля там действительно бесплодная и почти лишенная растительности, но в то же время потрясающе красивая, если знаешь, где эту красоту искать. Здесь это легко. Красота повсюду, куда ни посмотри. Реки, горы, леса, живописные деревни. Особенно Три Сосны. В деревушке Маттон Бэй все по-другому. Там красота прячется в лишайниках скал, в пурпурных цветочках, таких крохотных, что нужно встать на колени, чтобы их рассмотреть. Она скрывается в весенних цветах морошки.
