— Зачем это я вам понадобился? — спрашивает он, вытирая потный лоб хлопчатобумажным платком.
Эдвард называет свое имя и представляет Анну.
— Мы друзья мистера Равенскрофта, у которого работает ваш Томас.
— Ну и?
— Томас три дня назад куда-то исчез и с тех пор не появлялся. Вы, случайно, не знаете, где он?
— Нет, а что? С ним что-нибудь случилось?
— У нас нет причин считать, что с ним случилась беда, — быстро говорит Анна, желая рассеять очевидную тревогу, мелькнувшую на лице мистера Спратта. — Но есть опасения, что он сбежал с моей служанкой, Люси Харснетт. Он когда-нибудь говорил с вами о ней?
— Говорил со мной про какую-то девчонку? Не-ет, никогда. Томас уже почти мужчина, у него своя жизнь. А я кто такой? Я просто старый его папаша, вот я кто. Он со мной ни о чем таком не разговаривает.
Он грустно улыбается и снова вытирает мокрый лоб.
— Если вы его увидите, — говорит Эдвард, — будьте так добры, попросите его вернуться к мистеру Равенскрофту. Он очень беспокоится и хочет, чтобы ваш сын продолжал у него работать.
— Да-да, конечно. А теперь, надеюсь, вы меня простите… — Он кивает в сторону своего пустого стула. — Мне только что крупно не повезло, хотелось бы отыграться…
Экипаж уже проезжал мимо обуглившихся развалин церкви Святого Павла, когда они заговорили вновь.
— Кажется, мистера Спратта не очень заботит судьба его сына, — замечает Эдвард.
— Но он ведь сам говорит, Томас уже почти мужчина. Отцы вообще меньше беспокоятся о детях, чем матери, это естественно.
Или даже чем хозяйки о своих служанках.
— И все-таки это кажется мне странным. Мистер Равенскрофт говорил, что Томас и его отец — люди довольно приличные, на них можно положиться, не из тех, кто с утра до вечера просиживает в таверне за картами.
Он опускает глаза, внимательно разглядывает свои руки, потом смотрит Анне прямо в глаза.
— Боюсь, наши поиски Люси далеко не продвинулись.
— А уже становится темно. Молю Господа, чтобы она была в таком месте, где ей ничто не угрожает.
На лице ее мелькает печальная улыбка.
— Доктор Стратерн, в этой суматохе я совсем забыла спросить, в чем, собственно, заключалась цель вашего визита.
— Надеюсь, вы не станете спорить, если я скажу, что у нас еще есть немного времени и мы с вами заглянем еще в одно местечко.
— Куда же?
— К могильщику, который хоронил вашего отца.
ГЛАВА 36
Анна ведет Стратерна по грязной тропинке, такой узенькой, что идти можно только друг за другом, которая вьется меж могил, тесно сгрудившихся на кладбище возле церкви Святого Климента. Она протягивает руку, указывая на виднеющийся впереди небольшой домик. Стены его, как и стены храма, сплошь покрыты копотью.
— Мистер Огл живет вон там, — говорит она — Обычно его можно найти здесь по воскресеньям — в эти дни он получает дополнительное жалованье от прихода за то, что ухаживает за могилами.
Видавшая виды дверь, ведущая в дом мистера Огла, закрыта. Кулаком, облаченным в перчатку, Эдвард стучит в нее так сильно, что она, кажется, сейчас сорвется с петель. Минуту они стоят в ожидании, потом стучит Анна, но ее стука почти не слышно.
— Мистер Огл! — кричит она.
— Кому это понадобился мистер Огл?
Оба вздрагивают от неожиданности — голос раздается прямо за их спинами. Шагов Тома Огла не было слышно, влажная земля приглушила их. В руке его ржавая лопата с приставшими к лезвию комками грязи.
— A-а, это вы, миссис Девлин, — говорит он.
Узнав Анну, он слегка успокаивается, но на Стратерна поглядывает со свойственной ему подозрительностью. Испачканная рабочая одежда висит на нем, как на пугале. Лицо он, наверное, никогда не моет, и от грязи и угольной пыли оно приобрело теперь уже натуральный темно-коричневый цвет. Анна знает, что могильщик — человек, в сущности, хороший и добрый, но вот малые дети, завидев его на церковном дворе, инстинктивно прижимаются к своим матерям.
Анна знакомит его с Эдвардом.
— Мы бы хотели поговорить с вами, если у вас есть, конечно, свободная минутка.
Сощурившись, Огл глядит на небо.
— Лучше бы нам зайти в дом, — говорит он, — Дождь начинается.
Внутри его домик гораздо уютней и чище, чем можно было бы себе представить: в углу стоит опрятно убранная кровать, на полу плетеные циновки, на стене крючки для одежды, а на другой — крючья, на которых висит инструмент, необходимый всякому порядочному могильщику. Сквозь два прорубленных в толстой каменной стене окошка пробивается быстро тускнеющий дневной свет. Огл вешает на крюк лопату, зажигает длинную лучину, подержав ее над горящими углями в крошечном камине, и подносит пламя к свечке, стоящей на небольшом, но вполне приличном для одного человека столе. У стола стоит единственный в помещении стул, сесть на который он предлагает Анне. Она благодарит и садится.
— Мистер Огл, — начинает она, — в прошлом году вы готовили тело моего отца к погребению. Помните?
Огл переводит быстрый взгляд с Анны на Эдварда и снова на Анну.
— Как же, помню. Я все думал, когда же кто-нибудь придет, чтобы спросить меня об этом.
— О чем? — быстро говорит Эдвард.
— О том, что я видел.
Какое-то нехорошее предчувствие охватывает Анну, и по спине пробегает предательский холодок. Доктор Стратерн далеко не сразу уговорил ее заехать сюда. Она не спорит, убийца должен предстать перед судом, но ей все равно тяжело узнать всю правду о гибели отца. Кому хочется знать, что его отец был убит злонамеренно и жестоко? Не лучше ли оставаться в убеждении, что на ее отца напал какой-нибудь несчастный, голодный, измордованный жизнью бедняк, который, возможно, и убивать-то его не хотел, просто так получилось. Ей хотелось бы думать, что со временем она могла бы простить этого человека.
— Вы обнаружили на теле отца что-то необычное?
О, если бы Огл сказал «нет, ничего такого»… она бы с благодарностью положила ему в руку несколько монет, чтобы он и впредь как следует заботился о могилах ее родных, и ушла отсюда с легким сердцем.
Огл сверлит ее упорным взглядом.
— Вы уверены, что хотите знать это?
Анна колеблется. Нет, не уверена, не совсем.
— Можно прекратить разговор и уйти, если хотите, — говорит Эдвард.
Но если уж Огл начал, назад дороги нет. Насколько мучительно ей будет думать о последних минутах отца? Может быть, знание ужасной правды и есть цена справедливости.
— Да, я хочу это знать, — тихо произносит она.
Огл подходит к камину. Он берет кочергу и задумчиво начинает помешивать горящий уголь, будто эти движения подстегивают его память.