— Мне нравится, что вы каждого человека считаете честным, что вы всем доверяете, что всегда стараетесь видеть в людях только хорошее.
— Вы не считаете меня скучным?
— Нет.
— Спасибо.
Он еще раз улыбнулся, на этот раз веселее.
— А как вы узнали про Нору Джилс? — спросила Клер.
— Ходили всякие сплетни, хотя я стараюсь не очень-то им доверять. Но однажды, в конце прошлого семестра, делаю я рано утром пробежку и вдруг вижу, как она выходит из ворот Нового двора. Было полшестого утра. Нетрудно догадаться, где она была. Я, правда, не знаю, как долго они встречались.
«Господи, — подумала Клер, — скольким же женщинам Дерек Гудмен морочил голову?»
Через Великие ворота они прошли в Большой двор.
— Я обещал Фионе, что поищу в квартире у Дерека книжки. Я вот что подумал… Если его смерть была как-то связана с его работой, то надо как следует разобраться в том, что он знал. Давайте так: я отправлюсь в его квартиру и поищу там, а вы…
— А я буду расшифровывать дневник?
Эндрю улыбнулся.
— Встретимся в восемь, за обедом в трапезной, там и обсудим, что удалось найти.
ГЛАВА 39
16 декабря 1672 года
По накрытой толстым ковром лестнице Фанни Доули тихо поднимается к спальне сэра Грэнвилла, в руках ее позвякивает большой поднос с завтраком. Еще и месяца не прошло, как она исполняет службу младшей горничной, но уже хорошо знает, какой рев поднимется, если она прольет на поднос хоть каплю шоколада. К своей утренней трапезе — чашке шоколада с посыпанной сахаром булочкой — хозяин относится особенно трепетно. Повариха сказала, что так завтракают во Франции, но Фанни что-то не верится. Как это так? Ни сардин, ни мяса? Хотя бы кусочек острого сыра! Хлеб и шоколад — это же очень мало, особенно для такого богатого человека, как сэр Грэнвилл.
Держа поднос в одной руке, Фанни осторожно стучит в дверь. Никто не отзывается. Уже давно за десять, но она нисколько не удивится, если хозяин еще крепко спит. Еще бы, по ночам все по проституткам бегает. Придется будить, а она делать это не любит. Сэр Грэнвилл очень даже не прочь покрасоваться перед ней в одной ночной рубашке, как пугало, но ей это зрелище не по вкусу. Фанни медленно открывает дверь и заходит в спальню. Здесь у сэра Грэнвилла всегда тихо, просто поразительная тишина, как говорится, мертвая, такой тишины нет нигде во всем доме. «Все из-за этих оборок и рюшей, — думает она, — да шикарных занавесок на кровати и алой парчовой ткани, сплошь покрывающей стены, да толстых, красного бархата штор на окнах». Они теперь плотно задернуты, но тусклый дневной свет все-таки просачивается внутрь, и кажется, в комнате царит красноватый сумрак. Отодвинув в сторону графин с вином, она ставит поднос на столик возле камина и смотрит на кровать. Шелковые простыни сбиты; этот старый козел свалился с кровати и спит на полу. Вон и голая ступня торчит из-под балдахина. Она уж не в первый раз находит его в таком состоянии.
— Сэр… — зовет Фанни, подходя ближе.
Потом хватается за щеки и дико визжит.
Да-а, зрелище поистине страшное. Настолько страшное, что ни один из слуг не находит в себе смелости приблизиться к телу сэра Грэнвилла. Эдвард Стратерн — ближайший его родственник и наследник, и ему первому сообщили о трагедии, и когда он является, все в спальне остается так, как было, когда все обнаружилось. Несмотря на потрясение, несмотря на отвращение, которое вызывает в нем поистине ужасная смерть, постигшая его бедного дядю, он берет себя в руки: внимательное изучение обстановки, в которой тот был зверски убит, может пролить свет на обстоятельства преступления.
Дворецкий сэра Грэнвилла держится поодаль, на приличном расстоянии, глядя на Стратерна с нескрываемым ужасом.
— Сами видите, сэр, почему я подумал, что лучше не звать ночного сторожа или констебля.
— Да, мистер Кэллоу.
— Лучше будет, если знать об этом будут только свои.
Эдвард бормочет в ответ что-то неразборчивое, что можно принять за полное одобрение действий слуги.
Картина гибели сэра Грэнвилла не одному ему показалась бы отвратительной в своей мерзости и даже непристойности. Дядюшка растянулся во весь рост на полу совершенно голый, шею ему стягивает простыня, скрученная так туго, что она больше напоминает прочную веревку. Глаза выкатились из орбит, словно чья-то нечеловеческая сила с легкостью выдавила их из черепа, как зернышки из лимона. Толстый ярко-синий язык свесился изо рта набок. Но это еще далеко не самое ужасное. Эдвард и сам не знает, что именно вызывает в нем большее потрясение: кровавые колотые раны, вспоротый живот сэра Грэнвилла с вывалившимися скользкими внутренностями или таинственные знаки, вырезанные на его груди. Тут есть от чего прийти в замешательство — это исполосованное ножом человеческое тело представляет картину столь дикого зверства, что волосы встают дыбом.
Стараясь не испачкаться в темной луже крови, залившей пол вокруг мертвеца, Эдвард опускается на колени. Он осторожно ощупывает теплый и влажный от крови ковер. Посмотрев на ладонь, он видит, что пальцы его тоже в крови. Носовым платком он насухо вытирает руку, потом отскабливает с груди сэра Грэнвилла часть засохшей крови. На ней, как и на груди остальных убитых подобным образом, три таинственных знака: два соединенных треугольника, просто треугольник, только перевернутый вершиной вниз, и короткая вертикальная линия. Стараясь освободить подвернутую под спину руку, Эдвард слегка поворачивает тело.
— Святая Мария, матерь Божия, — задыхаясь, восклицает мистер Кэллоу.
Этого Эдвард и боялся: на правой руке сэра Грэнвилла остался только один большой палец.
Всего лишь неделю назад он толковал со своим дядюшкой о странных совпадениях, связанных с убийствами доктора Брискоу, сэра Генри и мистера Осборна, даже поделился с ним своими выводами. Выслушав племянника, сэр Грэнвилл расстроился так сильно, что Эдвард заподозрил, что тот кое-что знает об этом, но не хочет ему говорить. Эдвард предупредил дядюшку, чтобы тот был крайне осторожен, когда выходит из дома, особенно по вечерам, но он и представить себе не мог, что дяде может угрожать опасность в его же доме. Наверное, дядя тоже не мог себе этого представить.
Спальня сэра Грэнвилла находится на третьем этаже. Маловероятно, что убийца проник туда через окно, но Эдвард на всякий случай проверяет и эту возможность. Нет, окно закрыто и замкнуто на задвижку, следов пыли на подоконнике нет. Одно из двух: либо окно недавно открывали, либо спальню тщательно убирают. Он выглядывает на улицу. Еще тринадцать лет назад, в самом конце правления Кромвеля, этот район между Пэлл-Мэлл и Пикадилли представлял собой болото, лишь кое-где поросшее густым лесом. Теперь это один из самых фешенебельных районов застройки, здесь богачи возводят для себя роскошные особняки. Улицы освещены вполне прилично, а прихожане зажиточны и могут позволить себе нанимать крепких мужчин в ночные сторожа. В этом районе почти не бывает преступлений — но, с другой стороны, сэр Генри тоже был убит неподалеку, в Сент-Джеймском парке.
