Огляделись. По позднему времени вокруг никого не было.
Тогда, забравшись за кусток, торопливо обменялись одеждою: Лизонька надела
черный роброн, подаренный Лисоньке князем, набросила ее же новый салоп, голову
окутала флером и украдкой надела на палец перстенек, который прежде носила на
шнурке. Лисонька облачилась в сарафан сестры, платок и епанчишку. Теперь их
пути должны были разойтись.
Лисоньке предстояло дойти до Поганого пруда, где караулил
Тауберт с двуколкою, мчать в Высоково, где ожидало их венчание, а оттуда, без
задержки, прямиком на Санкт-Петербург и Ригу. Лизонька же намеревалась дальнею,
обходною дорогою добраться до Успенской церкви, где… где… Она отогнала мысли.
Медлить не следовало. Оправив платье, сестры торопливо
перекрестили друг дружку, расцеловались. И вдруг обеих разом пронзила одна и та
же догадка: вот сей же миг разойдутся их дороги, да не на час, не до утра, а
может статься, навеки!
Лисонька вскрикнула, готовая зарыдать в голос, но Лизонька
резко оттолкнула ее: «Храни тебя Господь!» – и опрометью кинулась вниз по
тропке в темноту.
Она бежала и плакала. Она знала, что прощается сейчас со
всем миром, где росла, где жила спокойно, порою счастливо… Она бежала к
неизвестности, почти наверное – к позору: ведь, когда обман откроется, гнев
Алексея может быть ужасен! Однако, сделав шаг, она уже не в силах была остановиться.
Безумная надежда: «Отчего бы и мне счастливой не быть?» – несла ее на крыльях.
Ведь с тех самых пор, как она увидала голубые глаза молодого князя, тревожная
явь и неспокойный сон ее были полны мыслями о нем одном! Лизонька готова была
на все, чтобы им завладеть.
Да, завладеть! И вот завладела… Кабы не эта вода – все
смывающая вода.
Глава 6
Шторм
Все, что она помнила – причем совершенно отчетливо! – это
страшный шторм, вмиг смешавший сферы земные и небесные. Лодку, пляшущую на
волнах, искаженное горем и страхом лицо Алексея… А потом вода разверзлась,
словно бы лодка устремилась в некую пропасть, и волны, тяжелые, будто каменные
своды, сомкнулись над головою.
И все же ей удалось вырваться из воды к воздуху и ветру, и,
открыв полуослепшие глаза, Лиза почти над собою увидела громадину расшивы.
Течение тащило под днище. Но не за себя она страшилась. «Да жив ли он?!» –
мелькнула мысль. Поднятая на гребне, Лиза сумела обернуться и увидела две
пляшущих на волнах головы, озаренные луною. «Слава богу!» И более она ничего не
успела подумать: ее ударило о борт, а затем понесло в глубину. Она вовсе не
умела плавать, но догадалась подчиниться течению и задержать дыхание, а через
бесчисленное количество времени, когда, казалось, сердце вот-вот разорвется от
удушья, ее вытолкнуло вверх. И она смогла наконец-то вздохнуть.
Обрывая ногти, Лиза попыталась уцепиться за плотно
пригнанные, разбухшие доски расшивы, крикнула, уже захлебываясь. И вдруг что-то
тугое, толстое, сырое попало ей под руку. Она вцепилась, не понимая во что…
Лиза со стоном рванулась, села. Нет, нет. Все кончилось, все
позади. Неведомо как, неведомо с чьей помощью, но она спасена. Она в какой-то
избе, и за мутными окошками уже виднеется рассвет.
И постепенно поняла, что она не одна в избе, здесь есть еще
люди. Похоже, двое: мужчина и женщина. Однако если женский голос, очень мягкий,
бархатистый, ласкал слух и успокаивал сердце, то голос мужчины, неровный, порою
срывавшийся на хрип, терзал душу.
– Ну так где ж он, тот господин? – настойчиво спрашивал
мужчина, а женщина мягко отговаривалась:
– Откуда мне знать? Разве он сказывал? Велел за девкой
ходить, я и хожу. А что да как, мне и ни к чему.
Что-то забулькало, повеяло духмяным паром, и Лиза
догадалась, что женщина заваривает какие-то травы. Это была не мята, не
зверобой, не ромашка, а что-то горьковатое, раздражающее ноздри.
– Девка? – хмыкнул мужчина, и к запаху трав добавился
табачный дух: видимо, он разжег трубку. – Девка, ишь ты! Не девка, а барышня,
так ведь, а, Татьяна?
– Будет тебе! – прикрикнула женщина, и в голосе ее
прорвались давнее, скрытое раздражение и легкое дуновение страха. – Заладил!
Надоело, понял, Вайда?
– Надоело тебе! Неужто ослушаться посмеешь? Или отдашь
все-таки колечко?
– Дэвлалэ! – с сердцем выкрикнула Татьяна. – Да где ж я тебе
его возьму?! Упрямый ты, бэнг! Сколько раз говорено: было кольцо, да куда-то
запропало. Может, соскользнуло? Пальцы-то вон как у нее исхудали, долго ли
упасть колечку?..
Лиза шевельнула левой рукой, но не ощутила на безымянном
пальце прохладного ободка. С усилием вспомнила, как, простившись с Лисонькою,
сняла колечко со шнурка и надела на палец… Оно потом больно врезалось в кожу,
когда Алексей под венцом стиснул ей руку. А после? Уж не уплыло ли оно в Волгу,
когда Лиза тонула, цепляясь за борта расшивы? Нет, пожалуй, нет, тетушкино
кольцо было цело, коли его видела эта женщина, Татьяна, да и цыган, наверное,
тоже видел. Но что же это за кольцо? Каково его значение для тетушки-покойницы,
для этого цыгана? И где оно все-таки?
Она почти не дышала, надеясь услышать еще что-то; однако в
этот миг Татьяна высыпала в булькающее варево новые травы. По избе расползся
острый пряный аромат. Ноздри защекотало, Лиза не удержалась и громко чихнула.
Тут же над ней нависли две неясные тени, а через миг мрак
рассеялся: женщина поднесла к самому лицу Лизы лучинку. Но при этом осветились
и склоненные над девушкою лица, и она вновь едва не лишилась чувств.
Воистину, были они ужасны! Кривая гримаса того самого
сергача, который являлся ей в кошмарных сновидениях, а рядом с ним – дочерна
смуглая личина, крест-накрест перечеркнутая по щекам и носу бледно-розовыми
шрамами.
Крик замер в горле. Лиза вскинула руки, заслоняясь, но цыган
схватил ее за плечи и заставил сесть.
– Да, хитра Неонила! Ан по-моему вышло. Говори, где кольцо?
Лиза качнула головой, завороженно уставилась в единственный
глаз цыгана. Ничего, кроме лютой злобы, не было в нем.
