Она отшатнулась к воротам, но спиною наткнулась не на их
холодные, окованные железом створки, а на чье-то теплое плечо.
Позади стоял Леонтий.
Она слышала стук его сердца.
Часть II
Великая Степь
Глава 13
Эрле
Тихо было, потому что темная толпа кочевников молча
разглядывала этих двоих, прильнувших друг к другу. И Лиза внезапно догадалась,
что врагов не так уж и много; они нарочно создавали суматоху, чтобы напугать
немцев. Не больно-то сильно стараться пришлось!
Молчание длилось до тех пор, пока всадник не тронул своего
коня и тот не сделал несколько шагов вперед.
– Эй, орс!
[17] – негромко окликнул калмык. – Я тебя не звал,
поди-ка прочь, пока не поздно. Не то поймаю, из твоей спины три ремня на плеть
вырежу!
Леонтий тяжело перевел дух, словно пытаясь что-то сказать,
но не смог издать ни звука. Лизе на миг показалось, что он сейчас повернется и
бросится прочь – стучать в кованые ворота Сарепа, моля впустить его обратно.
Она невольно вцепилась в его руку, однако тут же, устыдясь, разжала пальцы. Но,
похоже, ее слабость вселила в Леонтия силу.
– Зачем она тебе? – Высокий мальчишеский голос Леонтия
сорвался на петушиный крик.
Всадник хохотнул, словно конь всхрапнул.
– Или ты не мужчина, орс? О чем ты спрашиваешь? Она нужна
мне!
– Это моя жена. – Слова Леонтия прозвучали столь неуверенно,
что всадник даже сморщился.
– Э-эх, орс! Кислые слова твои, как всякая ложь! Будь она
твоею женою, ты не выпустил бы ее за ворота. Ты бы стоял сейчас с саблей в
руке, а не блеял бы жалобно из-за женской спины!
Лицо Лизы вспыхнуло стыдом, и она, чуть пригнувшись,
метнулась вперед, к темному коню, готовая хоть под его копыта пасть, только бы
не слышать больше испуганного голоса Леонтия, не видеть его испуга и унижения,
ибо от этого было ей так мучительно больно, что боль даже пересиливала страх.
Однако Леонтий успел поймать ее за руку, и она услышала, как
он хрипло, громко выкрикнул – так, чтобы его смогли услышать за стеною:
– Готлиб! Перешли мои записи Лопухину!..
А потом высокая, чуть сутулая фигура Леонтия стала на ее
пути.
– Стой, Лиза, – сказал. – Погоди. А ты слушай, номад
[18].
Она мне жена, и я буду драться за нее!
Всадник какое-то мгновение смотрел на него сверху вниз,
будто в изумлении, а затем по-детски довольная улыбка, уже виденная недавно
Лизою, озарила его молодое недоброе лицо.
– Хоп! – выдохнул он восторженно и соскользнул с коня так
легко, будто спорхнул. Сделал повелительный знак своим, и те послушно
попятились, освобождая у стен Сарепа утоптанную площадку саженей в пять
шириной, не издавая ни звука, одобрительно поглядывая на своего предводителя.
Враги застыли друг против друга. Высокий, чуть пригнувшийся
Леонтий и тонкий, будто камышина, калмык, сбросивший шапку. Его гладкая
смоляная голова поблескивала в первых лучах солнца, на хищном лице играла
улыбка.
– Скажи свое имя, орс, – насмешливо попросил он, закатывая
длинные сборчатые рукава своего коричневого, туго стянутого поясом бешмета. – И
чем ты будешь драться со мною? Копьем? Саблей? Малей? Или ты хочешь застрелить
меня из лука?
– Зовут меня Леонтий, – мрачно выдавил тот. – Я задушу тебя
голыми руками и даже не спрошу твоего имени!
– Ну а я скажу его тебе, – невозмутимо отвечал калмык, вдруг
отведя глаза от лица Леонтия и устремляя сосредоточенный взор на землю. – Если
успею… прежде чем тебя настигнет смерть.
Тут Леонтий, протянув вперед свои длинные руки, яростно
рванулся к врагу. Но, едва сделал шаг, запнулся и рухнул, будто подкошенный,
вниз лицом.
– Мое имя Эльбек, – негромко произнес калмык, подходя к
лежащему поближе и снимая с пояса ременную плеть. Затем он осторожно вытянул
руку с плетью над скорчившимся телом и вдруг сделал резкое, почти неуловимое
движение, после чего Лизе показалось, что его плеть как-то сама собою сделалась
раза в два длиннее.
Стоящие вокруг испустили общий крик, и в голосах кочевников
странно смешались одобрение и суеверный ужас.
Тем временем Леонтий поджал под себя колени и уперся руками
в землю, словно пытаясь встать, но снова рухнул, завалившись на бок. С
необычайной отчетливостью Лиза увидела, как задергалась, распрямляясь, его
правая нога, а левая все поджималась, поджималась мучительно… И вот он
изогнулся дугою, перевернулся на спину и замер…
– Нет, нет, – шептала она, не зная кому, сама не слыша
своего голоса, – нет, я не виновата, я не звала тебя, я не хотела…
И, похолодев от осознания той роковой цепочки, которую она
невольно сковала для этого человека, начиная с их самой первой встречи на
расшиве, посреди Волги, напротив Печорского монастыря, она ткнулась в дугой
выгнутую грудь Леонтия и глухо завыла. Это было так страшно, что гнедой конь коротко
заржал, тряся подстриженной челкой, а по толпе кочевников, замершей вокруг,
пробежал ропот.
Невозмутимым остался один Эльбек. Он неторопливо подхватил
бессильно простертую, ничего не понимающую и ничего не чувствующую Лизу,
перебросил ее поперек седла и вскочил-взлетел на коня сам. Замер, стоя на
стременах, и с ликующим, мальчишеским визгом ринулся в вольную степь.
Грубое насилие, которому он ее подверг, не оставило
губительного следа в ее душе, затемненной внезапно обрушившимися на нее
страшными событиями. Она почти не помнила, что он делал с нею.
Беспамятство спасло ее.
Сама не зная как, Лиза поняла, что прежде всего должна
сейчас думать о себе, ибо Леонтий уже принадлежит прошлому, которое невозможно
вернуть… и невозможно изменить. И меньше всего ей хотелось задумываться о
человеке, который ради нескольких часов обладания незнакомой женщиной собирает
под стенами крепости целое войско. Эльбек был страшен и непостижим, как молния,
что вспыхивает внезапно в небесах – и поражает одного из десяти неосторожных,
непостижим, как моровая язва, как Божья кара! Лиза и не пыталась понять смысла
его поступков. Вот увидел ее, добыл для себя, изнасиловал, бросил… Шквал
кошмаров! Она просто пыталась выжить среди этого шквала.
